друга. Связь эта, само собой, также не обеспечивала необходимых секретности и 
надежности. А те несколько радиостанций, которыми располагали войска, не могли 
справиться с потоком информации. Да и размеры командного пункта росли и росли. 

Наконец, никуда не годилась и организация разведки. 15 мая у французов, 
занимавших позиции справа от БЭВ, возникли серьезные проблемы. Немцы 
осуществили прорыв на участке фронта 9-й французской армии, а у штаба 
командующего БЭВ не было связного офицера в штабе этой армии, какой, к примеру, 
был в 1-й французской армии, чьи позиции примыкали непосредственно к позициям с 
БЭВ. Так или иначе, но Горт получил подробную информацию о прорыве фронта с 
запозданием. Не вызывает сомнений, что его штаб (разведка) не получал от 
французов оперативной информации о ситуации, складывающейся как с французскими, 
так и немецкими войсками. И тогда было принято поразительное решение. 16 мая 
Горт вызвал начальника разведки (генерал-майора Мейсона-Макферлана) и поручил 
ему с небольшими силами защиту правого фланга позиций БЭВ с тыла. Генерал взял 
с собой старшего штабного офицера своего отдела (подполковника Джерадда 
Темплера). Как следствие, генерал Горт часто оставался без оперативной 
информации о противнике. В целом, распределение обязанностей между штабом и 
командным пунктом было плохо продумано с самого начала, весь план такой 
организации штабной работы свидетельствовал о непрофессиональном подходе его 
разработчиков. 

Сказанного вполне достаточно, чтобы показать, что с точки зрения командования и 
управления войсками, противостоящими немцам во Франции в мае 1940 года, битва 
была, практически проиграна, еще не начавшись. Все было сшито на живую нитку. 

Кто должен нести главную ответственность? Очевидно, генерал Гамелен. Он занимал 
пост главнокомандующего и, следовательно, отвечал за всю кампанию. Он ничего не 
сделал для того, чтобы кардинально изменить ситуацию в лучшую сторону. Но я 
также виню и британский генеральный штаб. Он не имел права посылать английскую 
армию на фронт при такой несовершенной [56] системе управления войсками. Ясно, 
что в значительной мере виноваты Горт и его начальник штаба. Зная о наличии 
серьезных проблем в высших эшелонах командования, они просто обязаны были более 
профессионально организовать работу своего штаба. Я никогда не был высокого 
мнения о штабных работниках. Впрочем, для подчиненных это обычное явление! 

Сектор моей дивизии располагался к югу от Лилля. Передо мной ставилась задача 
соорудить оборонительные позиции, которые стали бы продолжением линии Мажино за 
пределами бельгийской границы. До 10 мая Бельгия оставалась строго нейтральной 
страной. Помимо создания оборонительных, я готовил дивизию к активным боевым 
действиям, зная, что рано или поздно дело до этого дойдет. Происходящее 
вызывало у меня глубокое негодование. Франция и Англия ничего не предпринимали, 
когда Германия проглатывала Польшу. Мы ничего не предпринимали, глядя, как 
немецкая армия перемещается на Запад, исключительно с тем, чтобы потом 
атаковать нас. Мы терпеливо ждали, когда же это случится. И все это время лишь 
изредка бомбили Германию листовками. Если это называлось войной, то я такой 
войны не понимал. 

Я хорошо помню приезд Невилла Чемберлена в мою дивизию. Это случилось 16 
декабря 1939 года. После обеда он отвел меня в сторону и сказал тихим голосом, 
чтобы никто не услышал: «Я не думаю, что у немцев есть намерение атаковать нас. 
А вы?» 

Я не стал скрывать, что, по моему разумению, наступление начнется, как только 
они сочтут, что время пришло. Но сейчас стоит зима, и нам надо готовиться к 
тому, что с приходом тепла начнутся тяжелые бои. 

3-я дивизия, несомненно, с пользой использовала первую военную зиму и постоянно 
проводила боевые учения. Если бы немецкая армия нанесла удар по бельгийцам, мы 
должны были выдвинуться вперед и занять сектор по обе стороны Лёвена за рекой 
Диль. Я готовил дивизию к выполнению этой задачи, перемещая войска на такое же 
расстояние на запад, отходя в глубь Франции. Мы научились совершать длинные 
ночные переходы и в темноте занимать и оборудовать оборонительные позиции, 
чтобы к утру во всеоружии встретить атакующего [57] противника. Я чувствовал, 
что нам придется сделать это, и так оно и получилось. 

Моим корпусным командиром был генерал Брук (ныне лорд Алан Брук). Мы вместе 
преподавали в штабном колледже, и я хорошо его знал. Я питал и питаю к нему 
чувства глубокого уважения и восхищения. Считаю его лучшим солдатом, которым 
могла бы гордиться любая страна. Я никогда не беспокоил его по мелочам и, 
насколько помню, ни разу не задавал ему вопросов, получив приказ даже в самой 
сложной оперативной обстановке. Собственно, вопросов и не возникало, потому что 
его приказы и указания отличала предельная четкость. Он никогда не 
контролировал меня в том, как именно я выполняю его приказы. Несколько раз он 
выругал меня в щекотливых ситуациях, всегда поддерживал, когда другие 
ополчались на меня. Временами он был недоволен мной и выговаривал мне, но я 
никогда не обижался, потому что знал, что получил по заслугам. 

Зимой 1940 года по приказу штаба БЭВ каждая дивизия по очереди посылала 
пехотные бригады в Саар, где шли боевые действия. Наши войска занимали позиции