2. По линии реки Орн. 

3. По высотам между Каном и Фалезом. 

Поэтому я планировал нанести последовательные удары по ключевым пунктам на 
севере, где, как мне казалось, противник попытается «закрепить» свой левый 
фланг. Я отдал соответствующие приказы, и 2-я армия вначале перегруппировалась, 
а затем перенесла основную силу удара с крайнего левого фланга юго-восточнее 
Кана на крайний правый фланг у Комона. Это был сложный маневр, и 2-я армия 
прекрасно осуществила его. 

Атака на Комон (операция «Блюкоут») должна была вестись 2 августа силами шести 
дивизий. Но ввиду неожиданно быстрого продвижения американцев я с согласия 
Демпси перенес ее на 30 июля. 

Итак, 25 июля, в день, когда начался прорыв американцев, мы оказались на пороге 
великих событий. Теперь нам предстояло пожать посеянное ранее: стратегический 
план битвы за Нормандию должен был принести решающий успех. И тут, совершенно 
неожиданно, на нашем горизонте сгустились тучи. 

26 июля Эйзенхауэр обедал в Лондоне с премьер-министром. Я не знаю точно, о чем 
именно шла речь на этом обеде. Вечером Эйзенхауэр написал мне, и, поскольку я 
знал о предубеждениях, существовавших на мой счет в штабе Верховного 
главнокомандования, одна строчка в его письме меня насторожила. Вот что там 
говорилось: 
«Он (премьер-министр) постоянно повторял, что знает, что вы понимаете 
необходимость «поддерживать огонь» на фронте, когда развивается большое 
наступление».

Мне показалось, что Эйзенхауэр пожаловался премьер-министру на то, что я не 
понимаю, что делаю. На самом деле, как я [272] узнал позже, он сказал 
премьер-министру, что обеспокоен появившимися в американской прессе сообщениями,
 будто на долю британцев приходится меньше военных трудностей и меньше потерь. 
Он дал премьер-министру понять, что, с его точки зрения, британские силы на 
восточном фланге могут и должны вести более активные наступательные действия, 
что они сражаются не так, как должны, и в подтверждение привел цифры потерь. 
Это стало причиной множества проблем. Вечером следующего дня, 27 июля, 
премьер-министр пригласил нескольких ответственных лиц на ужин с Эйзенхауэром. 
Вскоре я узнал, что там произошло. 

Эйзенхауэр пожаловался, что Демпси перекладывает все тяготы боев на американцев.
 Его внимание обратили на стратегическую основу моего плана: ведение 
ожесточенных боев на левом фланге с тем, чтобы оттянуть туда немецкие силы, и 
одновременное продвижение на правом фланге. Ему напомнили, что он сам одобрил 
эту стратегию и что она претворяется в жизнь; основные бронетанковые силы 
немцев постоянно удерживались на британском участке фронта. Опровергнуть эти 
аргументы Эйзенхауэр не мог. Затем он спросил, почему мы не можем начать 
масштабное наступление на обоих фронтах одновременно — как это делают русские. 
Ему указали, что плотность немецких войск в Нормандии примерно в 2,5 раза выше, 
чем на русском фронте, а наше превосходство в силе составляет всего лишь около 
25 процентов, тогда как превосходство русских на Восточном фронте достигает 300 
процентов. Совершенно очевидно, что наше положение не позволяет начать общее 
наступление по всему фронту; именно этого хотели бы немцы, но это никак не 
соответствовало бы согласованной нами стратегии. К этому времени (25 июля) мы 
уже начали операцию по прорыву на правом фланге. Общее наступление быстро 
набирает темп. 2-я британская армия продолжает вести бои, чтобы удержать немцев 
на левом фланге. Наконец, наступает момент, когда наша стратегия должна 
увенчаться успехом. Так в чем же проблемы? 

Затем Эйзенхауэру сказали, что, если у него есть какие-то сомнения в том, что я 
веду сражение надлежащим образом, он должен недвусмысленно заявить об этом мне, 
что в его власти отдавать приказы, что он должен выложить карты на стол и точно 
объяснить [273] мне, чего он требует. Эйзенхауэр явно не решался. Тогда его 
спросили, не хочет ли он получить помощь от начальника Имперского генштаба. 
Хочет ли Эйзенхауэр, чтобы начальник Имперского генштаба передал мне его слова? 
Хочет ли Эйзенхауэр, чтобы начальник Имперского генштаба сопровождал его, когда 
он поедет ко мне? Эйзенхауэр отклонил все эти предложения. 

Через несколько дней нам предстояло одержать победу, которую объявят самым 
великим достижением во всей истории войн. Роль, сыгранная британцами в этой 
битве, не бросалась в глаза, и в конечном итоге американская пресса преподнесла 
ее результаты как победу американцев. И с этим согласились. Но мы все знали, 
что, если бы не усилия, предпринятые на восточном фланге 2-й британской армией, 
американцам никогда не удалось бы совершить прорыв на западе. Битва за 
Нормандию велась по британскому стратегическому плану, и этот план успешно 
сработал благодаря первоклассной, слаженной работе всех участников — как 
британцев, так и американцев. Но в то время когда приближалась окончательная 
победа, в британских войсках стали циркулировать слухи о том, что, по мнению 
Верховного главнокомандующего, мы не взяли на себя должную часть военных тягот. 
Я не думаю, что этот великий и хороший человек, ставший теперь одним из моих