понравится. Он внимательно осмотрел вазы и сказал, что, по его мнению, для 
цветов генерала не подойдет ни одна из них. Нет ли ваз другого типа? Мадам, 
обладавшая великолепной интуицией и не меньшим чувством юмора, тут же поняла, 
что имелось в виду — без сомнения, «ночная ваза». Она сказала моему адъютанту, 
что, как ей кажется, у нее найдется ваза еще одного типа, довольно необычная, 
но которая, по-видимому, подойдет для солдата. Она вышла из комнаты и через 
несколько минут вернулась с маленькой белой ночной вазой, украшенной розовыми 
цветочками. Она гордо поставила ее посередине всего собрания цветочных ваз и 
сказала: «Думаю, что это подойдет генералу для его цветов». Адъютант согласился,
 что это — именно то, что нужно и что эта ваза будет отлично смотреться в 
генеральском фургоне! 

Мадам до сих пор живет в замке, и я иногда навещаю ее. Историю о генеральской 
вазе рассказывают каждому посетителю, так что теперь она известна большинству 
жителей Нормандии. Думаю, что при пересказе история обрастает новыми 
подробностями. Должен добавить, что мадам настояла на том, чтобы я оставил 
«вазу» у себя, и теперь она занимает достойное место в моем доме в Гэмпшире. 

Но вернемся к операции. 

Ранее я уже описывал свой генеральный план Нормандского сражения. Вкратце он 
заключался в организации и проведении операций таким образом, чтобы главные 
силы противника оказались стянутыми на наш восточный фланг, на позиции 2-й 
британской армии; это облегчило бы нам захват территорий на западном фланге и 
осуществление там окончательного прорыва — для чего предполагалось использовать 
1-ю американскую армию. В случае более быстрого развития событий на западном 
фланге нам предстояло быстрее продвигаться на этом направлении. 

На восточном фланге, в секторе Кана, задача захвата территорий стояла не так 
остро; там главное заключалось в ведении ожесточенных боев, чтобы заставить 
противника бросить в бой свои резервы. Тогда американские силы столкнулись бы с 
меньшим сопротивлением при продвижении, которое на западе имело жизненно важное 
значение. [265] 

При осуществлении этого генерального плана нам очень помогло колоссальное 
стратегическое значение Кана. Через этот важнейший транспортный узел проходили 
основные дороги, ведшие к нашим позициям с востока и юго-востока. Поскольку 
основные немецкие мобильные резервы располагались к северу от Сены, им пришлось 
бы двигаться к нашему плацдарму с востока, и они неизбежно вышли бы на Кан. На 
юго-востоке, между Каном и Фалезом, были хорошие условия для развертывания 
аэродромов. Я был уверен, что мощное и настойчивое наступление в секторе Кана 
позволит нам достичь поставленной цели по оттягиванию резервов противника на 
наш восточный фланг: эта концепция легла в основу моего плана. С самого начала 
на ней строились все наши расчеты. Как только мы закрепились на берегу, я начал 
проводить эту стратегию в жизнь, и после тяжелых боев в районе Кана и захвата 
Шербурского полуострова она начала приносить результаты. 

У меня ни разу не появилось причины или повода для изменения генерального плана.
 Конечно, мы не соблюдали все временные рамки и этапы, предварительно 
намеченные с оглядкой на тыловое планирование, и, конечно, мы не колеблясь 
меняли наши планы и дислокацию в зависимости от складывающейся тактической 
ситуации — как в любом сражении. Но основа плана оставалась неизменной; именно 
на нее я возлагал все свои надежды и жестко отстаивал ее, несмотря на 
усиливавшиеся возражения малодушных. Например, мы не взяли Кан до 10 июля, а 
его восточные пригороды были окончательно очищены только к 20 июля. 
Первоначально я намеревался как можно раньше захватить высоту между Каном и 
Фалезом, поскольку эта местность очень подходила для строительства аэродромов; 
но эта задача не имела жизненно важного значения, и, когда я увидел, что ее 
осуществление в соответствии с исходным планом приведет к неоправданным потерям,
 я не стал настаивать. Командование ВВС меня не одобряло. 

Безусловно, основная задача моей стратегии на западном фланге состояла в 
сосредоточении крупных бронетанковых сил на юго-востоке от Кана, в районе 
Бергебю; это давало нам возможность удержать основные бронетанковые силы немцев 
на восточном фланге и тем самым способствовать продвижению [266] американцев на 
западе. Мы закрепились на этой высоте только после начала операции «Гудвуд» 
бронетанковыми подразделениями 2-й армии 18 июля. Как только танковая атака 
застопорилась из-за ожесточенного сопротивления противника, а также из-за того, 
что дожди превратили весь район в море грязи, я решил отказаться от этого 
наступления. Многие полагали, что операция «Гудвуд» должна была стать началом 
нашего плана по прорыву к Парижу с восточного фланга и что, коль скоро я этого 
не сделал, сражение следует считать проигранным. Однако позвольте мне, рискуя 
показаться скучным, еще раз уточнить. Мы никогда не собирались прорываться с 
плацдарма на восточном фланге. Неправильное понимание этой простой и в то же 
время основной идеи неоднократно вызывало трения между британскими и 
американскими деятелями. Вот что, к примеру, сказано о кампании на 32-й 
странице доклада Эйзенхауэра, датированного 13 июля 1945 года, который он 
сделал перед Объединенным комитетом начальников штабов: 
«Тем не менее на востоке нам не удалось прорваться к Сене, а сосредоточение сил 
противника в секторе Кана не позволило нам создать там столь необходимый