должны были давать самый полный ход, чтобы занять свои места впереди по курсу и 
на носовых курсовых углах больших кораблей, которые легли на новый курс. 
Казалось, этому захватывающему дух маневрированию никогда не придет конец. 
Конечно, корпуса наших кораблей до некоторой степени служили препятствием для 
немецких лодок, поэтому кое-какую пользу мы все же приносили. 

Флот держался в этом небольшом районе в течение двух суток, и меня удивляло, 
что немецкие подводные лодки, о которых было известно, что они, довольно часто 
появляются в этом районе, не пытались атаковать нас. Подошло время отойти на 
запад в точку встречи с танкерами для приема топлива, чтобы затем возобновить 
атаки авиации, а признаков реакции противника все еще не было. Корабли моей 
группы шли впереди эскадры и на траверзах в качестве завесы охранения. Море 
было спокойно. Свинцовая угрюмая масса равномерно колыхалась под серым небом. 
Пробное обнаружение асдиком надводных целей свидетельствовало о том, что 
условия поиска подводных лодок будут плохими. 

Мы шли постоянным курсом. Переход в район приема топлива должен был дать нам 
передышку от непрерывного маневрирования, связанного с действиями авианосцев, 
которые поднимали в воздух или принимали свои авиагруппы. "Невозможно понять 
причины пассивности немецких подводных лодок", - заметил я. "Благодарение 
судьбе, - ответил Ридли. - Трудно представить себе худшие условия 
гидроакустической проходимости". 

Не успел он произнести эти слова, как корабль содрогнулся от взрыва. "Это 
подводный взрыв", - воскликнул я и бросился к трапу, ведущему на мостик. Когда 
я поднялся на него, вахтенный офицер объявил боевую тревогу. Вдали без хода 
стоял "Набоб". Торпеда ударила его позади мидельшпангоута. Корма "Набоб" осела 
низко в воду. 

"Кент" и "Трампетир" отвернули в сторону и увеличили ход, уходя из опасной зоны.
 Силы охранения следовало распределить в соответствии с создавшейся обстановкой.
 

"Первому дивизиону изменить курс всем вдруг на 140° вправо", - приказал я. В 
результате половина моей флотилии могла отойти на помощь атакованному авианосцу.
 

"Второму дивизиону образовать охранение вокруг "Кент" и "Трампетир". 

"Всем кораблям поставить "Кат". По-видимому, "Набоб" был поражен в корму именно 
акустической торпедой. 

Когда мы ложились на новый курс, я спросил Билла, наблюдавшего за действиями 
команды на юте: "Кат" уже поставлен?" 

"Его как раз вываливают за борт, сэр", - ответил он. В этот момент корабль 
содрогнулся от сильного взрыва в кормовой части, а через несколько мгновений в 
воздух взлетел огромный столб воды. Вместе с ним поднялись глубинные бомбы, 
металлические листы и человеческие тела. Корабль начал сильно вибрировать. 
Завыли сирены Американские военные корабли, кроме обычной сирены, имеют 
туманный горн довольно низкого тона с пронзительным, раздражающим слух 
звучанием. "Бикертон", построенный в Штатах, имел именно такой горн. Находиться 
на корабле, когда его включали, было пыткой. Ужасный вой этого горна не давал 
возможности управлять кораблем, так как нельзя было передать какое-нибудь 
приказание, даже крича человеку в ухо. 

Всеобщее смятение еще более усилилось, когда взрывом разворотило бак с 
жидкостью, который стоял на корме и являлся частью аппаратуры для постановки 
дымовых завес. Вентиляторы вдувной вентиляции тотчас же втянули облако дыма 
внутрь корабля. Этот удушливый дым распространился по всему кораблю от носа до 
кормы и сделал невозможным пребывание в корабельных помещениях и даже на 
верхней палубе. Приходилось находиться на наветренном борту, чтобы иметь 
возможность дышать. Внезапно, к своему ужасу, я увидел, что небольшая группа 
"зеленых" матросов впала в панику. Спустив вельбот, матросы начали прыгать в 
него. Я не имел возможности подать команду, так как ревел туманный горн. 
Поэтому я бросился вниз на верхнюю палубу и жестами остановил панику, заставив 
вельбот подойти обратно к борту. Когда матросы вскарабкались обратно на борт, 
они были сильно смущены. 

Внезапно шум прекратился: кто-то из машинной команды нашел нужный клапан и 
перекрыл пар к туманному горну. Проходя мимо изуродованных трупов, обожженных и 
раненных людей, я увидел, что корма нашего корабля сильно разрушена. Корабль 
стоял без хода. Корма его была погружена в воду. 

Было ясно, что корабль не сможет дать ход. Оставалась надежда отбуксировать его 
в базу, если только носовая часть не получила повреждений. Поэтому следовало 
осмотреть межпалубные помещения. Эта работа требовала крепких нервов, так как 
необходимо было спуститься внутрь корабля, очевидно, сильно поврежденного, 
низко сидящего в воде. Медленная валкая качка говорила о том, что корабль 
потерял остойчивость. Я знал, что если главная водонепроницаемая переборка не