расформирован, не скажет никто. Но с учетом того, что "Тирпиц" в тот момент 
считался "священной коровой", итог вряд ли мог быть хуже. Поэтому 
ответственность за все происшедшее должна лежать на том человеке, который отдал 
этот приказ, и на его советниках". 

То же самое мнение выразил офицер, служивший на эсминце "Оффа", входившем во 
флотилию "Кеппела". Лейтенант У. Д. О'Брайен (ныне вице-адмирал и командующий 
Дальневосточным флотом) вспоминал, что командир "Оффы" был очень близок к тому, 
чтобы повернуть назад на соединение с конвоем. Но сегодня адмирал О'Брайен 
говорит: 

"Я никогда не мог праздновать со своими американскими друзьями День 
независимости, потому что 4 июля для меня остается в моей памяти самым горьким 
днем. Мне жаль погибших моряков PQ-17. Это один из самых позорных эпизодов в 
истории Королевского Флота, когда военные корабли бросили транспорты на 
произвол судьбы. Попросту говоря, мы забыли свой долг. 

Для меня история PQ-17 стала классическим уроком, хотя в целом это далеко не 
новый урок. Любая военная операция оказывается в опасности, когда верховная 
власть - в данном случае Адмиралтейство - берет на себя руководство 
тактическими действиями кораблей через голову командиров на месте событий. В 
случае с PQ-17 эта ошибка была усугублена тем, что Адмиралтейство не передало 
имеющуюся у него информацию этим командирам. Оно даже не объяснило причины, 
которые привели к отправке 3 драматических радиограмм. 

Я уверен, и всегда был уверен, что эти три радиограммы были ошибочными по 
замыслу и по существу. За планирование и проведение операции отвечал 
главнокомандующий Флотом Метрополии. Адмирал Гамильтон, имевший в своем 
распоряжении сильную крейсерскую эскадру, отвечал за защиту конвоя от атаки 
надводных кораблей. Капитан 2 ранга Брум отвечал за непосредственное прикрытие 
конвоя. Самым верным способом действий было передать этим командирам всю 
имеющуюся разведывательную информацию и оставить им принятие тактических 
решений. Их полностью лишили этого права и поставили в унизительное положение, 
вынудив бросить конвой. При этом они не имели информации, является ли 
оправданной столь ужасная жертва. 

Я не думаю, что сделал такой серьезный вывод исключительно задним числом. Не 
может быть никаких сомнений, какой будет судьба торговых судов, оставшихся в 
одиночестве в совершенно тихом море в условиях бесконечного полярного дня. Этот 
приказ полностью противоречил основному постулату, который я твердо помнил: 
самой лучшей формой защиты против любых атак, воздушных, подводных и надводных, 
является сохранение строя конвоем. Его следует распускать только в случае 
реальной атаки превосходящих надводных сил". 

Точно такие же ощущения испытывали моряки крейсерского соединения. На борту 
крейсера "Уичита" находился лейтенант Дуглас Фэрбенкс, который служил в штабе 
контр-адмирала Роберта К. Гиффена на "Вашингтоне". Его временно перевели на 
крейсер в качестве наблюдателя. Фэрбенкс так описывает впечатления моряков 
после отхода крейсеров и расформирования конвоя: 

"Первой реакцией был настоящий шок. Мы все чувствовали, что при передаче 
радиограммы допущена ошибка". 

Американцы высказывались особенно резко. Они проклинали англичан, так как 
полагали, что те удирают, не желая вступать в бой, в котором у нас были все 
шансы. Мы возмущались тем, что беззащитные торговые суда были оставлены ползти 
на скорости 9 или 10 узлов по ледяному морю, в котором человек может 
продержаться всего несколько минут. Два пилота "Уичиты" уже погибли до того, 
как мы успели выудить их из воды. Наш гнев еще больше усилило философское 
спокойствие, с которым торговые суда восприняли приказ и проводили нас. Лишь 
потом стало ясно, что битва в скором времени не начнется, и мы направились в 
Скапа Флоу. Там мы смогли встретиться с экипажами британских крейсеров, и 
выяснилось, что они негодуют ничуть не меньше нас. 

Я вспоминаю обмен сигналами между "Лондоном" и "Уичитой", во время которого нас 
проинформировали, что немцы объявили о нашем потоплении и поэтому мы должны 
быть кораблем-призраком. На это командир "Уичиты" капитан 1 ранга Хилл ответил: 
"Мы так замерзли, что не можем говорить. Но чувства могут обманывать, ведь мы 
весь день старались удержаться у вас в кильватере". 

В офицерской столовой в Скапа после изрядного количества пива начались взаимные 
обвинения и было произнесено немало резких слов. В конце концов, все сошлись на 
том, что прокляли Адмиралтейство за его неспособность оценить тактическую 
ситуацию, глядя на коллекцию флажков на карте. Все происшедшее считалось 
позорным поражением и следствием грубейших ошибок". 

Злая ирония событий заключается в том, что "Тирпиц" вышел в море только через 
15 часов после того, как Паунд отдал приказ расформировать конвой. Позднее 
стало известно, что в случае обнаружения тяжелых кораблей союзников он вообще 
не покинул бы гавань. Забота Адмиралтейства о своих линкорах не шла ни в какое