где он в полной мере мог проявить свои качества блестящего одиночки, сражаясь 
против Люфтваффе и итальянских ВВС. В смертельно опасных небесах он довел свой 
счет до 29 побед. Когда Берлинг вернулся в Канаду, его встретили как 
национального героя.

Я обсудил эту проблему со своими командирами эскадрилий. Лично я полагал, что 
мы не можем отказываться от выдающегося пилота. Мы должны дать ему шанс 
показать себя в нашем крыле. Я сообщил полковнику, что мы согласны принять 
Берлинга, и рекомендовал направить его в 403-ю эскадрилью, где он 2 года назад 
воевал еще сержантом.

Я постарался встретить Берлинга сразу после приезда и увел в свой фургон, чтобы 
побеседовать спокойно. Мы поговорили о его делах на Мальте, и я попытался 
объяснить, что мы здесь воюем совсем иначе.

«Я намерен сделать тебя начальником стрелковой подготовки крыла, Джордж, — 
сказал я. — Постарайся научить остальных парней стрелять так же. Если ты 
сумеешь здесь зацепиться, через пару месяцев станешь командиром эскадрильи. А с 
твоими достижениями в течение года ты можешь получить авиакрыло. Что ты об этом 
думаешь?»

«Я полагаю, что во время многих рейдов вы даже не видели фрицев?» — 
поинтересовался он.

«Я полагаю, мы ведем бои в каждом третьем или четвертом вылете», — сказал я.

«Но ведь их там до черта, — сказал он сам себе. — Может, лучше разбить крыло на 
12 пар и спуститься к земле, чтобы легче было искать? Тогда мы осмотрели бы 
большую площадь».

Я твердо ответил:

«Нет. Прежде всего, мы должны держаться вместе, так как фрицы действуют 
группами до 50 самолетов. Во-вторых, здесь так много зениток, что если мы будем 
летать на бреющем, то за неделю потеряем половину состава».

«Ты знаешь что-нибудь о „Мустангах“, командир?»

«Не слишком много. Я слышал, что одно из крыльев 83-й группы должно их получить.
 Они имеют колоссальный радиус действия. На них можно слетать в Берлин и 
вернуться».

«А мы их можем получить?» — спросил канадец. Его мысли были совершенно ясны. 
Дать ему «Мустанг», заливать каждый день бензином под завязку, и он либо 
свернет себе шею, либо он собьет больше фрицев, чем все мы вместе взятые.

Он сменил предмет разговора.

«Слышал, у тебя есть дробовик, командир?»

«Да, BSA двенадцатого калибра».

«И охотничья собака?»

Я подумал, что мой Лабрадор вряд ли сойдет за «охотничью», но коротко ответил:

«Ее зовут Салли».

«Я их одолжу у тебя на несколько чудесных дней. Поохочусь всласть», — объявил 
Берлинг.

«Выкручивайся сам, Джордж. Она удерет, как только увидит ружье».

Я летал с Берлингом всего пару раз, так как вскоре после его прибытия мне 
пришлось расстаться с канадцами.

Наступил сентябрь. Это означало, что прошло более 3 лет, как я появился в 616-й 
эскадрилье в Колтишелле в звании лейтенанта. Все это время, исключая несколько 
недель в госпитале, я провел в истребительных эскадрильях. За последние 6 
месяцев я командовал крылом в 120 операциях. Теперь после каждого вылета я 
чувствовал себя буквально выжатым. Я сразу отправлялся в свой фургон, сгонял 
Салли с кровати, падал и погружался в тяжелый сон.

Я обнаружил, что зенитки пугают меня больше, чем ранее. Мы всегда относились с 
уважением к меткому зенитному огню. Но до сих пор я находил пару минут, чтобы 
отпустить язвительное замечание, как это делал Стэн Тэрнер. Мы никогда не 
получали предупреждений о зенитках. Только что ты летел в чистом небе, и вдруг 
рядом с тобой возникают пятна разрывов. Они окружают твой «Спитфайр», 
подползают так близко, что ты слышишь треск разрывов даже сквозь гул мотора. 
Когда ты слышишь разрыв, это значит, что он слишком близко. Клочья черного дыма