|
«Я же говорил, Салага, что мы не получили металлические элероны».
«О'кей, Кокки. Не паникуй. Перестраивайтесь».
Больше в небе не было видно ни одного фрица, и мы пересекли берег в районе
Дюнкерка, возвращаясь назад.
Уже приземлившись в Вестхэмпнетте, командир авиакрыла полностью обрисовал ход
стычки. Дюжина «мессеров» была замечена ниже нас. Однако Стэн предупредил, что
еще две группы находятся выше его эскадрильи. Одна из них начала пикировать,
однако мы круто отвернули влево, и «мессерам» пришлось принять бой. Бадер
обстрелял один, и тот окутался черным дымом. Кокки и Смит, услышав это, кивнули.
Смит добавил, что видел, как от немца отлетали какие-то куски. Сам я не видел
этого «мессера», так как бой развивался слишком стремительно. Бадер закончил
свой рассказ о бое. С другой стороны аэродрома приехал Кен и рассказал, что
видел он. Потом позвонил по телефону Стэн. Полковник внимательно выслушал все
рапорты, после чего взял слово сам. Да, два высотных соединения взлетели из
района Аббевилля, а то, что держалось внизу — из Руана. Все кусочки головоломки
моментально встали на свои места, и картина стала четкой. Крыло сбило пару
«мессеров», не потеряв при этом ни самолета. Мы отправились в Шопвайк-Хаус на
ленч. Я чувствовал, что события подхватили меня и понесли, как поток, бороться
с которым было бесполезно.
Опасность заключалась в том, что обязанности ведомого входили в противоречие с
инстинктивным желанием атаковать «мессер» и гнаться за ним хоть до самой земли,
если это понадобится. Нужно вцепиться в него и не отпускать, пока он не
разобьется, как тухлое яйцо. Если бы мы повиновались этим инстинктам и ломали
строй, чтобы гоняться за своими противниками, нас вышибли бы из авиакрыла
Тангмера через пару минут после посадки. Хотя в то время мы этого полностью не
сознавали, мы являлись ценными помощниками у больших мастеров. Надо было только
проявить терпение и дождаться, пока наступит наш черед, а пока — терпеливо
ловить счастливый случай. Главная задача ведомого — не сбивать фрицев, а
охранять ведущего от вражеских атак.
В эти недели нам приходилось очень много летать. Постепенно набираясь опыта, мы
уже могли четко представлять себе картину воздушного боя. Мы знали, как следить
за флангами и тылом, когда наш лидер выходил в атаку, после чего на несколько
секунд следовало сосредоточиться на том, что видишь впереди. Мы обнаружили, что
в том случае, когда летим почти одной шеренгой с лидером, то можем заняться
своими «мессерами», после того как Бадер выберет себе жертву. Иногда я вел пару
«Спитфайров» в звене командира крыла или эскадрильи, и тогда у меня было больше
времени, чтобы обдумать свои действия, чем в тех случаях, когда я летел ведомым.
Однажды над Гравелином со стороны солнца нас атаковали «мессеры». Они уже почти
вышли на дистанцию открытия огня, когда кто-то их заметил и выкрикнул
предупреждение: «Отрывайся, Салага, отрывайся!» Не дожидаясь особого
приглашения, я бросил «Спитфайр» в крутую спираль. После двух витков я с
удовлетворением обнаружил, что «мессеров» у меня на хвосте нет, и прекратил
вращение. Прямо передо мной 3 «Мессершмитта» круто шли вверх, образовав что-то
вроде пирамиды. А вершиной этой пирамиды был одинокий «Спитфайр», который
беззаботно летел по прямой, ничего не замечая. Я не видел, кто это, но крикнул:
«Ради бога, отрывайся!» Но было уже слишком поздно. Пушки «мессеров» распороли
ему брюхо и начисто отрубили левое крыло. Крыло отлетело в сторону и, кружась,
как осенний лист, плавно пошло вниз. Зато подбитый «Спитфайр» сразу свалился в
смертельную спираль.
«Мессершмитты» вернулись, чтобы продолжить бой, и в небе было полно самолетов.
Для одинокого пилота это было крайне опасное место. Я постоянно оглядывался,
разыскивая ближайшее звено «Спитфайров», к которому можно было бы
присоединиться. Внезапно передо мной на 2 часа возник «мессер». Вражеский пилот
повел свой самолет в пологое пике. Я был совсем рядом и различил словно
обрубленные концы крыльев и хвостовые подкосы, характерные для Ме-109Е. На
серо-черном камуфлированном борту четко выделялась цифра 4 и стрела командира.
На киле виднелись какие-то оранжевые метки. Я развернул «Спитфайр», чтобы
пристроиться ему в хвост, и подумал: «Ну, вот и все. Пришибу его и удеру.
Прежде всего, следи за хвостом».
Я находился прямо за «Мессершмиттом», и очередь моих 8 пулеметов пришлась ему
сразу за кабиной. Я поливал его свинцом до тех пор, пока пилот не перевернул
самолет и сбросил колпак. Я вспомнил категорический приказ Билли Бартона
относительно вражеских пилотов, выпрыгнувших с парашютом: «Я отдам под трибунал
каждого, кто обстреляет парашют». Однако этот парень все еще оставался в кабине,
и я дал еще одну очередь. От «Мессершмитта» отлетел какой-то бесформенный
кусок, после чего я заложил вираж, чтобы увидеть, как раскроется парашют. Не
помня себя от возбуждения, я сделал несколько кругов, чтобы осмотреться. Стычка
длилась не более нескольких секунд, и за это время не могло произойти ничего
серьезного. Однако небо оказалось совершенно пустым. Я поспешил назад через
Ла-Манш и приземлился в Хокиндже для дозаправки. Там уже сидели несколько
|
|