|
спросил, каково мое мнение обо всей этой истории. Я заявил, что это очень важно.
Некоторым утешением послужили поступившие позднее сообщения, что Гузенко чуть
не довел до банкротства полицию безопасности, когда он познакомился с
прелестями капиталистической системы и ему понравилось заказывать товары по
почте. Он имел обыкновение заказывать из каталогов различные товары длительного
пользования независимо от того, нужны они ему были или нет, а счета посылал
полиции безопасности. Его подвал был, наверное, заполнен нераспечатанными
телевизорами и подобными вещами.
Элли же остался загадкой, и она, вероятно, никогда не будет разгадана. Элли
появляется в телеграмме Гузенко, но ни до этого, ни после о нем не упоминается.
Сотрудник или агент не всегда знает свой собственный псевдоним, но, насколько
мне известно, я не Элли. Установить личность Элли пытались многие сотрудники
британских спецслужб. Помню, однажды Блант и я находились в кабинете Холлиса.
Холлис и я беседовали, а Блант лениво листал какой-то отчет. В разговоре
возникла пауза, и вдруг Холлис повернулся к Бланту и воскликнул: "О, Элли!"
Блант и глазом не моргнул. Он продолжал перелистывать страницы, как будто
ничего не произошло. И Холлис в свою очередь возобновил беседу со мной, будто и
не прерывался.
Виктор Ротшильд испробовал однажды на мне подобный прием. В 1946 году он сказал
мне, что решил сохранить копию картотеки МИ-5 на некоторых лиц, которые
впоследствии, по его мнению, могли бы представить угрозу с точки зрения
обеспечения безопасности.
Найтли (перебивает): Он имел в виду коммунистов?
Филби: Не знаю. Затем Ротшильд спросил: "А как давно являетесь членом партии вы,
Ким?" Я удивился: "Я, Виктор?" И Ротшильд сказал: "Это была маленькая шутка. Я
ее пробую на каждом". Я НЕ ИСПЫТЫВАЮ СОЖАЛЕНИЯ.
В ноябре 1952 года Кима Филби вызвали в штаб-квартиру МИ-5 для "дачи показаний
в связи с бегством Берджесса и Маклина". Расследование велось неофициально. Это
была своего рода инсценировка, затеянная с целью выяснить, какие улики имеются
против Филби, и посмотреть, нельзя ли заманить его в ловушку и инкриминировать
что-то. Обвинителем выступал королевский адвокат Милъмо, по прозвищу Забулдыга,
кавалер Рыцарского ордена, приобретший во время второй мировой войны репутацию
лучшего следователя МИ-5.
Филби: Это расследование не было фарсом, как это представлялось некоторым.
Возьмите, например, заявление Джона Ле Карре в предисловии к вашей книге. Он
пишет: "Хороший следователь никогда не конкретизирует свои обвинения, никогда
не раскрывает того, что ему известно, никогда не позволяет подозреваемому
почувствовать себя в безопасности и считать, что он может рассчитывать на
моральную поддержку коллег, никогда не ведет допроса в присутствии
сочувствующей подследственному аудитории".
Все это верно. Но меня не сопровождали мои коллеги, меня не допрашивали в
присутствии сочувствующей мне аудитории. Я имел дело со следователем Мильмо,
хорошо зарекомендовавшим себя во время войны, и его помощником из МИ-5. Оба
были враждебно настроены по отношению ко мне.
Необходимо понять необычность ситуации. В течение 11 лет я работал
непосредственно в этой системе, занимаясь главным образом вопросами
контрразведки. Я тщательно изучал архивы. Мне были известны все приемы
следствия. Так как же мог Мильмо скрыть, в чем собирается обвинить меня, если я
заранее предвидел возможные обвинения? Как он мог раскопать факты, которые не
были мне известны?
Действительно, один или два раза он сумел озадачить меня, но это было не столь
существенно.
Были и серьезные улики. Например, та, что связана с Кривицким (генерал Вальтер
Кривицкий, оставшийся за границей в 1946 году, будто бы заявил, что во время
гражданской войны русские направили в Испанию молодого английского журналиста).
В действительности Кривицкий сказал, что Москва направила молодого английского
журналиста в Испанию во время гражданской войны, чтобы убить Франко. Поэтому,
обличая меня, Мильмо прокричал: "Вас послали в Испанию, чтобы убить Франко, не
так ли?" И я возразил: "Неужели вы серьезно считаете, что русские выбрали бы
меня для убийства Франко, а не тех, кого использовать было гораздо проще?"
Абсурдность данного предположения была очевидна всем присутствовавшим.
Однако на некоторые вопросы я ответить не мог.
Мильмо, например, заявил, что, когда я отправился в Стамбул по делу Волкова,
было отмечено увеличение радиообмена между советским посольством в Лондоне и
Москвой, а также между Москвой и Стамбулом. Он спросил меня, какова причина. И
|
|