критические моменты замыкались в себе. Однако существовала прочная база левых 
сил - Советский Союз, и я полагал, что должен внести свою лепту в то, чтобы эта 
база продолжала существовать во что бы то ни стало. 

В последний день моего пребывания в Кембридже летом 1933 года я решил стать 
коммунистом. Но я не знал, как это осуществить, поэтому обратился к 
преподавателю марксистской экономики Морису Доббу, которым восхищался. Добб дал 
мне рекомендательное письмо к коммунистической группе в Париже, действовавшей 
совершенно открыто. Они в свою очередь связали меня с нелегальным 
коммунистическим движением в Вене. В Австрии складывалась критическая ситуация, 
и нелегальным организациям были необходимы добровольцы. Я помогал вывозить из 
страны разыскиваемых полицией социалистов и коммунистов. 

Рассказ Филби о его пребывании в Вене отличается от общепринятой версии. До 
настоящего времени считалось, что он жил в доме польского еврея Исраэля 
Кольмана, состоял в любовной связи с его дочерью Литци, на которой впоследствии 
женился, и именно ею был втянут в кровавую схватку двух идеологий - фашизма и 
коммунизма. Согласно общепринятой версии или Литци или венгерский коммунист 
Габор Петер завербовали Филби для работы на русскую разведку. 

Филби: Моя деятельность в Австрии, видимо, привлекла внимание моих теперешних 
коллег, потому что сразу же по возвращении в Великобританию, весной 1934 года, 
со мной установили контакт и поинтересовались, не хочу ли я поступить на службу 
в советскую разведку. Это предложение я принял не колеблясь. 

Найтли: Кто это был? 

Филби: По оперативным соображениям я не назову его имени, однако замечу, что он 
не был русским, хотя и работал на русских. Он сказал мне, что восхищен моим 
решением. Вопрос состоял теперь в том, как наилучший образом меня использовать. 
Мне не нужно было отправляться в путь, чтобы погибать где-то на чужих поля 
сражений или писать военные корреспонденции в "Дейли уоркер". Меня ждали более 
важные битвы, которые предстояло выдержать, однако для этого требовалось 
проявить терпение. В течение последующих двух лет мне не давали практически 
никаких заданий - проверяли мою решимость. 

Найтли: Вы знали Берджесса, Маклина и Бланта по Кембриджу - двое из них были 
вашими друзьями. Очевидно, поэтому люди решили, что существовала некая 
кембриджская разведывательная группа? 

Филби: Но я знаю, что Берджесс и Блант начали работать с русскими и не в 
Кембридже, а позже. Я не знал Маклина до войны, но сомневаюсь, чтобы он начал 
работать в Кембридже. Так что идея существования кембриджской группы не 
выдерживает критики, но она породила массу нелепостей. 

Люди годами искали вербовщика. Если существовала разведывательная группа в 
Кембридже, то почему бы не быть ей в Оксфорде? 

Неужели им никогда не приходило в голову, что кто-то, уже работавший с русскими,
 мог просто поговорить с другом, а затем порекомендовать его, как я в свое 
время рекомендовал Берджесса. 

Если рассказ Филби правдив, то он дает ответ на один часто задававшийся вопрос; 
если советские чекисты столь активно действовали в Кембридже, то почему никто 
не заявлял: "Русские попытались завербовать меня, но я дал им отпор"? Теперь 
ответ будет таков: никто и не мог сказать, что его пытались завербовать русские 
спецслужбы, потому что тот, кто делал это, просто осторожно зондировал почву во 
время бесед. И если его предложение отвергали, то дружеские отношения не 
позволяли сообщить о случившемся. В заявлении Филби содержится намек на то, что 
он и был тем человеком, который рекомендовал не только Берджесса, но и 
остальных, однако это всего лишь догадка. 

Найтли: Давайте внесем в этот вопрос ясность. Не существовало никакой 
кембриджской группы, никакой кембриджской ячейки Коминтерна? Потому что, если 
то, что вы говорите, верно, тогда вся охота за пятым человеком была напрасной 
тратой времени. Если не существовало ячейки Коминтерна, то откуда мог взяться 
пятый человек? 

Ячейки Коминтерна обычно состояли из пяти членов. Филби, Блант, Берджесс и 
Маклин были выявлены, но возникал вопрос: кто пятый? Охота за ним продолжалась 
в течение тридцати лет. 

Филби: Мы не были ячейкой Коминтерна. Мы начали работать по отдельности и 
действовали по отдельности. Связь с нами осуществлял Берджесс - единственный, 
кто знал всех. 

Найтли: Значит, Берджесс был вашим руководителем? 

Филби: Пусть будет так, если вам угодно.