военная цензура стала более либеральной, но в период странной войны тупые 
ограничения цензуры сравнивались (не в ее пользу) с практикой цензоров генерала 
Франко, подвергшейся в свое время резкой критике. 

Однако, решив покинуть "Таймс", я не должен был забывать, что приближается срок 
моего призыва в армию. У меня не было никакого желания полностью потерять 
контроль над своей судьбой, и поэтому я с возрастающим беспокойством колдовал 
над тем "железом", которое ковал для себя, стараясь его не перекалить. У меня 
состоялась одна многообещающая встреча с Фрэнком Берчем, которую организовал 
наш общий друг. Берч был ведущей фигурой в государственной школе кодирования и 
шифровального дела - криптографическом учреждении, которое занималось 
раскрытием кодов противника (и друзей). Однако Берч, в конце концов, отверг 
меня на том издевательском основании, что не может предложить мне жалованье, 
достойное моего труда. Огорченный, я отправился в Холлоуэй на медицинский 
осмотр. 

Через несколько дней меня вызвал к себе в кабинет редактор иностранного отдела 
"Таймс" Ральф Дикин. Он вытаращил на меня глаза, надул щеки и сморщил лоб, что 
обычно делал, когда бывал расстроен. Некий капитан Лесли Шеридан из военного 
министерства позвонил ему и спросил, свободен ли я для военной работы. Шеридан 
не произвел впечатления на Дикина, хотя и представился как журналист, поскольку 
в прошлом был связан с "Дейли миррор". Короче говоря, Дикин не хотел 
участвовать в этом деле и убеждал меня отказаться. К сожалению, мне пришлось 
его разочаровать. Я никогда не слышал о Шеридане, но решил ковать железо, пока 
горячо. И я немедленно откликнулся на запрос. 

Вскоре на внешнем дворе гостиницы "Сент Эрмин", вблизи станции 
"Сент-Джеймс-парк", у меня состоялась встреча с госпожой Марджори Мэкси. Это 
была очень приятная пожилая дама. Я не имел никакого представления, да и до сих 
пор не имею, какое именно положение она занимала в государственной системе. Но 
госпожа Мэкси говорила авторитетно и, очевидно, имела право по крайней мере 
рекомендовать меня на "интересную" работу. В начале нашей беседы она затронула 
вопрос о возможности политической работы против немцев в Европе. В течение 
десяти лет я серьезно интересовался международной политикой, объездил многие 
страны Европы, у меня уже сложились более или менее зрелые представления о 
подрывной деятельности нацистского режима, поэтому я был достаточно хорошо 
подготовлен для беседы с госпожой Мэкси на эту тему. Кстати, в тот период в 
Англии лишь очень немногие серьезно задумывались над этим вопросом, так что и 
представления самой госпожи Мэкси были далеко не ясными. 

Я выдержал первый экзамен. Госпожа Мэкси попросила меня встретиться с нею еще 
раз на том же самом месте через несколько дней. На вторую встречу она явилась в 
сопровождении Гая Берджесса, которого я хорошо знал. Мне опять устроили 
испытание. Вдохновленный присутствием Гая, я старался показать себя в выгодном 
свете, бесцеремонно бросаясь именами, как будто давал интервью. Мои собеседники 
время от времени обменивались взглядами. Гай важно и одобрительно покачивал 
головой. Оказалось, что я попусту тратил время, поскольку решение уже было 
принято. При прощании госпожа Мэкси сказала, что в случае моего согласия я 
должен порвать связи с "Таймс" и прибыть в распоряжение Гая Берджесса на 
Кэкстон-стрит, в том же квартале, что и гостиница "Сент Эрмин". 

"Таймс" не доставила мне хлопот. Дикин надулся, повздыхал немного, но он не мог 
предложить мне ничего интересного. Итак, я без фанфар покинул 
Принтинг-Хаус-сквер. Мне казалось, меня ждала новая секретная и важная карьера. 
Я решил, что мой долг - воспользоваться опытом единственного знакомого мне 
сотрудника секретной службы. Поэтому я весь уик-энд веселился с Гаем Берджессом.
 В следующий понедельник я официально доложил ему о прибытии на службу. 

Учреждение, с которым я связал себя, называлось Сикрет Интеллидженс Сервис 
(СИС). Оно широко известно также под названием МИ-6, хотя непосвященная публика 
называет его просто секретной службой. Я удивился, с какой легкостью меня 
приняли на службу. Позже выяснилось, что единственным запросом о моем прошлом 
была обычная проверка в МИ-5 (контрразведке), где проверили мою фамилию по 
учетным данным и дали лаконичное заключение: "Ничего компрометирующего не 
имеется". Теперь каждый новый скандал со шпионами в Англии порождает поток 
рассуждений о "позитивной проверке" (подробное исследование всех материалов, 
относящихся к прошлому проверяемого и связанных с ним лиц. - Прим. авт.) Но 
тогда, в счастливом эдеме, о "позитивной проверке" и не слышали. В первые 
недели мне даже казалось, что я, может, вовсе и не туда попал (на эту мысль 
навел меня коллега из Москвы. Мои первые сообщения заставили его серьезно 
подумать, что я попал в какую-то другую организацию. - Прим. авт.), что где-то 
есть другая служба, скрытая в тени, действительно секретная и действительно 
могущественная, способная на такие закулисные махинации, которые оправдывают 
вечную подозрительность, например, французов. Скоро, однако, стало ясно, что 
такой организации не существует. Это было концом иллюзий, но их утрата не 
причинила мне боли. 

Сначала Гай повел меня в предназначавшийся мне кабинет. Это была маленькая 
комната со столом, креслом и телефоном. Раздраженно фыркнув, Гай вышел в 
коридор и вскоре вернулся с пачкой бумаги, которую положил на стол.