работы друг друга. Первым представителем министерства иностранных дел был 
назначен Патрик Рейли. Я часто имел с ним дело в связи с махинациями немцев в 
нейтральных странах, и у меня не было причин считать, что он плохо ко мне 
относится. Однако я не знал, есть ли какие-либо серьезные разногласия между ним 
и Каугиллом, достаточные для того, чтобы считать Рейли моим союзником. Однако 
мне светила счастливая звезда. Каугилл, который иногда, казалось, был склонен к 
самоуничтожению, избрал именно этот критический период, чтобы попытаться 
ввязать шефа в абсолютно ненужный скандал с Эдгаром Гувером. Такой скандал, 
несомненно, мог бы повлиять на англоамериканские отношения в целом, поэтому на 
сцену выступил Рейли, который резко высказался о политическом здравомыслии 
Каугилла. 

Впервые я услышал об этом, когда меня вызвал Вивьен. Он показал мне проект 
письма на двух страницах, которое Каугилл дал на подпись шефу. Не могу 
припомнить, в чем именно состояла суть дела. Видимо, словесная невоздержанность 
Каугилла затмила у меня в памяти содержание письма. Проект представлял собой 
тираду, направленную против обычной для Гувера практики приносить интересы 
разведки в жертву своим политическим целям в Вашингтоне. Конечно, в словах 
Каугилла было много правды, но такие вещи не излагают на бумаге, тем более в 
переписке между главами служб. В конце проекта Рейли сделал краткое заключение: 
"Полагаю, что проект полностью неприемлем. Если он будет послан, начальник 
английской разведки окажется в нелепом положении". Рейли попросил Вивьена 
переписать письмо. Вивьен же в свою очередь предложил мне подготовить, так 
сказать, проект ответа. Я набросал примерно полстраницы, лишь слегка, в 
вежливых выражениях коснувшись предмета спора, и мы вместе понесли проект к 
Рейли. Он передал его без изменения секретарям шефа, и я их покинул. На 
следующий день Вивьен сообщил мне, что у него состоялся "очень интересный 
разговор с Патриком". 

Почва была подготовлена. Вивьен, заручившись надежной поддержкой, жаждал крови 
Каугилла. Арнольд-Форстер, находясь под впечатлением враждебного отношения МИ-5 
к Каугиллу, постарался, чтобы шеф обратил должное внимание на позицию МИ-5. 
МИ-5 занимала твердую позицию. Кроме Дика Уайта, мягкого по натуре человека, 
остальной аппарат МИ-5 знал Каугилла только как противника в межведомственной 
борьбе. Даже Уайт добродушно называл его "трудным малым". На Каугилла 
надвигались тучи и со стороны Блетчли. Каугилл всегда думал, что руководители 
государственной школы кодирования и шифровального дела оспаривают его контроль 
над материалами радиоперехвата. Вскоре после нашего возвращения в Лондон из 
Сент-Олбанса Каугилл сцепился с двумя ответственными работниками школы - 
Джонсом и Хастингсом. Был очень неприятный случай, когда Джонс начисто разбил 
(если не сказать - разнес) Каугилла в присутствии начальников его же подсекций. 
Оба придерживались бескомпромиссных и противоположных точек зрения. Однако 
Джонс был гораздо лучше подготовлен к спору, чем Каугилл. Не хочу сказать, что 
школа шифровального дела принимала активное участие в кампании против Каугилла. 
Она была слишком далека от этого, но через собственную сеть информаторов шеф 
хорошо знал, что шифровальщики по-философски отнесутся к уходу Каугилла. 

В довершение всего меня вызвал Вивьен и предложил прочитать объяснительную 
записку на имя шефа. Записка была невероятно длинной и приукрашена цитатами из 
"Гамлета". В ней излагалась печальная история ссор Каугилла и доказывалась 
необходимость радикальных перемен, прежде чем мы перейдем к работе в условиях 
мирного времени. Мое имя называлось в качестве преемника Карри. Кандидатура 
Каугилла на этот пост категорически отвергалась. В лестных выражениях 
объяснялось мое соответствие этой должности. Как ни странно, но, перечисляя мои 
достоинства, упустили самое важное качество, нужное для данной работы: то, что 
я кое-что знал о коммунизме. 

Для меня это означало конец борьбы. Вивьен не посмел бы представить шефу такое 
серьезное предложение без благословения Арнольда-Форстера, а Арнольд-Форстер не 
дал бы благословения, не подготовив предварительно почву для благоприятного 
принятия предложения. Сам факт, что записка была отпечатана и готова к докладу, 
свидетельствовал, что шеф рискнул пойти на крупный откровенный разговор с 
Каугиллом, вплоть до принятия его отставки. Я почти не сомневался, что в 
ближайшее время меня пригласят на беседу к шефу, и мне следовало подготовиться. 


Дело в том, что карьера в секретной службе не поддается предсказаниям и 
чрезвычайно рискованна. Всегда возможны какие-то ошибки. С мелкими неудачами я 
легко бы справился сам, но в случае большой беды мне не хотелось зависеть 
только от лояльности моих коллег по СИС. Самое опасное, когда сотрудников 
секретных служб обвиняют в неблагонадежности или связанных с ней нарушениях, 
которые составляют прерогативу МИ-5. Я полагал, что на случай каких-либо 
непредвиденных неприятностей в моей новой работе было бы неплохо официально 
подключить МИ-5 к моему назначению. Хорошо бы получить письменное заявление от 
МИ-5, одобряющее это назначение! Вряд ли, однако, я мог таким образом объяснить 
все это шефу. Короче говоря, нужно было найти подходящую формулу. После 
мучительных раздумий я счел, что лучше всего использовать непомерное 
пристрастие шефа к межведомственным интригам. 

Приглашение последовало. В святилище тайн я пришел уже не впервые, но на этот