пароход резко накренился, готовясь медленно пойти ко дну. 

Эта атака вызвала увеличение радиообмена противника. Существовала очень 
эффективная система перехвата итальянских сигналов, и с их помощью штаб 
флотилии имел возможность получить полное представление обо всем происходящем. 
Сами субмарины никогда не нарушали тишины эфира, за исключением самых редких 
случаев, когда нужно было сообщить о появлении крупных военных кораблей или 
происходило нечто из ряда вон выходящее. Они просто не хотели выдавать свое 
присутствие. Но противник не без основания опасался субмарин и постоянно 
докладывал о реальных или вымышленных британских подлодках. Командующий не мог 
знать, действительно ли существовала та или иная субмарина или ее просто 
выдумали, но если передаваемая позиция совпадала с районом действия одной из 
его подлодок, то он считал сообщение правдивым. Он и понятия не имел, 
осознавала ли сама субмарина, что ее видят; если нет, что могло произойти в том 
случае, если ее засекли с самолета, то предупредить ее о готовящихся 
неприятностях оказывалось весьма трудно. Чтобы удостовериться, что лодка не 
попадет впросак, он обычно посылал сигнал: "Вас могли видеть в..." 

* * * 

Противник уже имел повод убедиться в присутствии в этом районе "Сафари" и 
поэтому послал серию сообщений своим судам. Барни уже надоело сообщать нам, что 
нас могли увидеть. Обычно субмарина очень хорошо знала, почему вражеские 
радиостанции подняли крик, поскольку сама и давала повод к этим крикам. Вполне 
понятно, что порой подлодки не так благодарно принимали отеческую заботу 
командующего, как были бы должны это сделать. Барни заботился о нашем 
благополучии. Потеря танкера и каботажного судна прямо под носом собственного 
дозора в Бокко-Пикколо вызвала буквально вой итальянцев в эфире; затем 
последовал сигнал от "S.8". Когда его расшифровали, то удалось прочитать 
следующее: 

"Бен, Бен, 

Не попал бы ты в плен. 

Среди бела дня 

Дыма нет без огня". 

Именно во время этого патруля "Сафари" получила свое имя. А поскольку произошло 
потрясающее совпадение, историю стоит рассказать. К этому периоду 
патрулирование превратилось уже в куда более достойное джентльменов занятие, 
чем представляло собой в первые военные дни. Прекрасная консервированная пища; 
хороший кок и свежеиспеченный хлеб; радиоприемник, регулярно сообщающий 
интересные новости. Вскоре газета "Дейли миррор" обеспечила подводников 
собственным печатным изданием, которое называлось "Доброе утро". Эта газета 
содержала главным образом карикатуры и статьи беллетристического характера, 
поскольку конкретные даты выпуска в данном случае не имели никакого значения. 
Если субмарина собиралась в поход на двадцать один день, значит, для нее надо 
было подготовить двадцать один выпуск. Все они хранились у рулевого, и каждое 
утро за завтраком открывался новый номер, причем за приключениями Джейн, 
описываемыми в газете, все следили изо дня в день с огромным энтузиазмом. В наш 
рацион входили нехитрые сладости и ячменный сахар. В один из первых походов на 
"Силайон", еще до того, как сладости вошли в рацион, но когда уже невозможно 
было их просто купить, мы не могли достать ничего, кроме древнего лакричного 
ассорти, которое я с тех пор просто терпеть не могу. 

Мы все еще носили литерно-цифровой номер "Р.211", но ходили упорные слухи, что 
субмаринам снова будут давать названия. В выпуске новостей по радио мы услышали,
 что уже издан приказ и все подлодки получат собственные имена. Тот тип, к 
которому относились и мы, будет иметь названия, начинающиеся на букву "С". Мы 
бурно обсуждали, какое же имя нам дадут. Горькие пессимисты предполагали, что 
это окажется нечто совсем скучное и лишенное фантазии, типа "Шекспир" или 
"Спенсер". А потом мы начали обсуждать, как бы мы хотели называться. Мы 
воображали себя охотниками и чувствовали, что имя "Шикари" оказалось бы просто 
великолепным, но уже существовал старый эсминец, узурпировавший это чудесное 
слово. От него мы перешли к "Сафари", и все до одного в кают-компании 
согласились, что именно так мы и должны называться. 

Вернувшись из этого похода, я отправился с докладом к Барни. Он спросил: 

- Вы наверняка знаете, что субмарине присвоили имя. 

- Да, - ответил я. - Мы слышали об этом по радио. Наверное, "Шекспир". 

- Нет, - ответил он, - "Сафари". 

Я не сразу смог поверить. Действительно, одна из лодок нашего класса получила 
название "Шекспир" и, разумеется, очень гордилась и радовалась им. Плохим оно 
могло оказаться только в нашем понимании. "Сафари" же, кроме всего прочего,