идеально подходило к нашей самодельной эмблеме, которую я уже описывал. 

Тирренское море становилось чрезвычайно перегруженным, и, хотя войска коалиции 
еще доминировали в воздухе, они больше не обладали монополией. По ночам наши 
крейсерские силы совершали набеги на вражеские суда к западу от Сицилии, а 
кроме того, им постоянно угрожали наши воздушные налеты. Они могли очень 
помешать субмарине, преследующей конвой, прежде чем атаковать его. Во-первых, 
осветительные бомбы, которые сбрасывали самолеты, освещали не только конвой, но 
и субмарину, а во-вторых, корабли эскорта сразу начинали предпринимать меры по 
организации обороны от атак авиации. 

Госпитальные суда, отличающиеся ярким освещением, превратились в знакомое 
ночное зрелище. Они должны были представлять собой хорошо обозначенные, с 
собственным именем, суда, что могло защитить их от нападения. Но помимо истинно 
госпитальных судов, коалиция имела еще и другие, окрашенные в белый цвет, с 
красными крестами на борту, которые не были обозначены. Я так и не знаю, 
действительно ли эти суда перевозили раненых или они просто маскировались под 
медицинские, чтобы безопасно доставлять по назначению грузы. Мы их не атаковали,
 но с помощью перископа сфотографировали одно из этих сомнительных госпитальных 
судов. 

Мы все еще сталкивались с вражескими подводными лодками, а от одной из них едва 
спаслись. Ночь выдалась лунная и настолько светлая, что позволяла вести 
наблюдения в перископ, а мы находились на поверхности, заряжая батареи. 
Неожиданно вахтенный офицер заметил, что по нашему правому борту всплывает 
немецкая подлодка, возможно, для выстрела. Мы резко развернулись, чтобы 
избежать столкновения, и не увидели следов залпа. Коалиция использовала 
электрические торпеды, которые хотя и имели скорость хода меньше парогазовых, 
но не оставляли следов на воде. Ночью никогда нельзя гарантировать, что первым 
сможешь увидеть вражескую подлодку, особенно при низкой луне, поскольку многое 
зависит от четкости силуэта. В данном случае наш оппонент имел на своей стороне 
преимущество светлого горизонта и сумел погрузиться, оставшись не замеченным 
нами. Мы же смогли извлечь выгоду из его несколько неудачных действий, из-за 
которых немецкая субмарина и выскочила на поверхность. В своем патрульном 
журнале я записал: "Следы не заметны, но торпеда стукнулась о корпус, не 
взорвалась и, уйдя вниз, обеспечила нам накал эмоций". 

На самом же деле, находясь ночью на поверхности при зарядке аккумуляторной 
батареи или во время перехода из одной позиции в другую, приходилось постоянно 
следовать очень сложными зигзагами, чтобы получить реальный шанс избежать 
прицела торпед, не важно, знали вы об этом или нет. 

Я оказался на грани потери своей субмарины, впервые за все время пребывания в 
Алжире, и это стало следствием излишней самоуверенности. В наибольшей степени 
опасности подвергались как самые неопытные, так и самые опытные подлодки, 
последние из-за излишней уверенности в себе, порою приводившей к небрежности. 

Едва заря начала освещать горизонт, мы заметили приближающийся эсминец и 
погрузились, готовясь к атаке. Освещение скорее мешало, чем помогало, но нам 
удалось занять очень выгодную для атаки позицию. Дело происходило в январе, и 
состояние воды казалось особенно благоприятным для гидролокатора врага и крайне 
невыгодным для самих субмарин. По правилам я должен был постараться уйти от 
встречи. Но меня преследовала идея, что это вполне может оказаться большой 
эскадренный миноносец, сразиться с которым я так давно мечтал. Эти корабли 
хорошо подходили для игры с торпедами, в отличие от более мелких, которые 
обычно угрожали нам, а сами оставались вне торпедной досягаемости из-за низкой 
осадки. Силуэты итальянских эскадренных миноносцев и сторожевиков выглядели 
практически одинаково. Практически единственным отличием в носовой части 
являлась двойная орудийная установка - два орудия вместе в одной установке на 
полубаке. Эсминец приблизился уже на 1500 ярдов и продолжал хорошо идти, но при 
неверном освещении я никак не мог разглядеть его тип и, неразумно пытаясь 
все-таки идентифицировать корабль, слишком высоко поднял перископ. Противник 
моментально нас заметил. Эсминец угрожающе развернулся в нашу сторону. 

Ситуация становилась более чем критической. Времени для маневрирования не 
оставалось, поэтому я набрал скорость и пошел прямо на него, постепенно 
увеличивая глубину. 

Он прошел прямо над нами, но, к счастью, не смог предугадать той скорости, с 
которой мы приблизились, и сбросил глубинные снаряды слишком поздно. Нас они 
здорово встряхнули, даже повредив корму, в частности вызвав очень досадную течь 
в сальнике. Поврежденным оказалась и одна из лопастей винта, заставив его 
петь - вернее, издавать очень высокий звук, который означал, что все оставшееся 
время похода этот винт уже нельзя было использовать вблизи противолодочных 
кораблей. 

Течь в сальнике на корме приносила массу неприятностей все время, пока мы 
находились на глубине и служили дичью для охотников. Для них акустические 
условия оставались идеальными, и всякий раз, когда мы включали главную 
балластную помпу, чтобы откачать трюмную воду, собравшуюся из-за течи в