|
Переговоры велись с величайшей осторожностью и проходили в атмосфере взаимного
недоверия, так как каждая сторона подозревала другую в том, что та, возможно,
просто пытается помешать ей достичь соглашения с западными державами. Застой в
англо-русских переговорах подстегивал немцев использовать эту возможность,
чтобы поскорее достичь соглашения с русскими.
До середины августа Молотов не давал никаких обещаний, затем последовали
решительные перемены. Возможно, сыграл свою роль очевидный факт, что Гитлер не
мог начать военные действия в Польше позже, чем в первые дни сентября. С другой
стороны, отсрочка подписания советско-германского соглашения до конца августа
сохраняла русским уверенность в том, что у Гитлера и западных держав не
останется времени для заключения нового "мюнхенского соглашения".
23 августа Риббентроп вылетел в Москву, и пакт был подписан. Однако
советско-германский пакт не произвел на англичан того впечатления, на которое
рассчитывал Гитлер. Сталин прекрасно сознавал, что западные державы давно
склонны позволить Гитлеру двигаться на восток, на Россию. Возможно, он считал
советско-германский пакт удобным средством, с помощью которого агрессивную
деятельность Гитлера возможно повернуть в обратном направлении. Другими словами,
Сталин сталкивал лбами своих, непосредственных и потенциальных противников. А
это, по меньшей мере, означало ослабление угрозы Советской России и, вполне
возможно, общее ослабление ее противников, что обеспечило бы России
доминирующее влияние в послевоенном мире.
В 1941 году, после того как Гитлер вторгся в Россию, шаг, предпринятый Сталиным
в 1939 году, выглядел фатально близоруким актом.
Возможно, Сталин переоценил способность западных стран к сопротивлению и тем
самым преуменьшил мощь Германии. Возможно также, что он переоценил свои
собственные силы к сопротивлению. Тем не менее при рассмотрении положения в
Европе в последующие годы нельзя сказать с такой уверенностью, как в 1941 году,
что меры, предпринятые Сталиным, нанесли ущерб России. Западу же все это
нанесло неизмеримый урон. И главными виновниками этого являются те, кто был
ответствен за проведение политики колебаний и спешки в обстановке, явно
чреватой взрывом.
Рассматривая обстоятельства вступления Англии в войну (после описания того, как
она позволила Германии перевооружиться и поглотить Австрию и Чехословакию и как
в то же [34] время отвергла предложения России о совместных действиях),
Черчилль пишет:
"...Когда все эти преимущества и вся эта помощь были потеряны и отброшены,
Англия, ведя за собой Францию, выступила с гарантией целостности Польши, той
самой Польши, которая всего полгода назад с жадностью гиены приняла участие в
ограблении и уничтожении чехословацкого государства. Имело смысл вступить в бой
за Чехословакию в 1938 году, когда Германия едва могла выставить полдюжины
обученных дивизий на Западном фронте, а французы, располагая 60-70 дивизиями,
несомненно, могли бы прорваться за Рейн или в Рурский бассейн.
Однако все это было сочтено неразумным, неосторожным, недостойным современных
взглядов и нравственности. И тем не менее теперь две западные демократии
наконец заявили о готовности поставить свою жизнь на карту из-за
территориальной целостности Польши. В истории, которая, как говорят, в основном
представляет собой список преступлений, безумств и несчастий человечества,
после самых тщательных поисков мы вряд ли найдем что-либо подобное такому
внезапному и полному отказу от проводившейся пять или шесть лет политики
благодушного умиротворения и выражению готовности пойти на явно неизбежную
войну в гораздо худших условиях и в самых больших масштабах. Наконец было
принято решение — в наихудший момент и на наихудшей основе, — решение, которое,
несомненно, должно было привести к истреблению десятков миллионов людей..."{2}
Это довольно резкое обвинение Чемберлена в безрассудстве, однако высказано оно
неосмотрительно, поскольку Черчилль в самый разгар событий сам поддерживал
настойчивое предложение Чемберлена об английских гарантиях Польше. [35]
Глава 2. Соотношение сил перед началом войны
В пятницу 1 сентября 1939 года германские войска вступили в Польшу. В
воскресенье 3 сентября, во исполнение ранее данных Польше гарантий,
правительство Англии объявило войну Германии. Шестью часами позже правительство
Франции последовало примеру Англии.
Приветствуя заявление правительства об объявлении войны от имени лейбористской
партии, Гринвуд подчеркнул, что "невыносимая агония неизвестности, от которой
мы все страдали, прошла. Теперь мы знаем худшее". Это заявление было встречено
бурными аплодисментами, так как Гринвуд выразил общее мнение парламента.
Гринвуд закончил речь словами: "Да будет война быстрой и короткой, и пусть мир,
который восторжествует, гордо установится навсегда на руинах дьявольского
режима".
|
|