Па-де-Кале.

На предыдущих этапах было выиграно так много времени и противник был настолько 
дезорганизован, что пауза на р. Уаза не повлияла на успех немцев. Эта пауза 
лишь со всей очевидностью показала значительную разницу между быстротой реакции 
немцев и их противников.

По словам командующего фронтом генерала Жоржа, французы рассчитывали, что 
оборудованные на бельгийской границе препятствия задержат выход немецких войск 
к р. Маас "по крайней мере на четыре дня". Начальник штаба фронта генерал 
Думенк писал: "Полагая, что противник будет действовать обычными методами, мы 
считали, что он не попытается форсировать р. Маас, пока не подтянет достаточное 
количество артиллерии. Необходимые для этого пять-шесть дней дали бы нам 
возможность подтянуть резервы".

На каждом этапе кампании решающую роль играл фактор времени. Контрудары 
французских войск раз за разом срывались из-за того, что французское верховное 
командование действовало слишком медленно, не успевая за развитием событий, в 
то время как немецкие войска продвигались даже быстрее, чем планировало их 
верховное командование.

Французы предполагали, что немцы начнут форсировать р. Маас не раньше девятого 
дня наступления. Примерно такие же сроки устанавливало и немецкое командование, 
пока не вмешался Гудериан. Когда же планы французов расстроились, последовало 
самое худшее. Французские военачальники, привыкшие к медлительным методам 
времен Первой Мировой войны, оказались морально неспособными справиться с 
танковым прорывом, и это обстоятельство парализовало все их действия.

Одним из немногих среди союзников, кто вовремя осознал опасность, был новый 
французский премьер-министр Рейна. [97] Еще до войны он призывал своих 
соотечественников развивать бронетанковые войска. Хорошо понимая их 
эффективность, Рейно 15 мая позвонил Черчиллю и сказал: "Мы потерпели 
поражение". Черчилль на это ответил: "Опыт показывает, что наступление должно 
остановиться. Я помню 21 марта 1918 года. После пяти или шести дней они 
вынуждены были остановиться, чтобы подтянуть тылы, и тогда представилась 
возможность для контрнаступления. Так говорил мне маршал Фош"{26}.

На следующий день Черчилль вылетел в Париж, где категорически возражал против 
вывода войск союзников из Бельгии. Но Гамелен слишком медлил с их выводом. Он 
планировал контрудар, придерживаясь методов 1918 года, то есть намечал 
использовать большое число пехотных дивизий. Черчилль слепо верил в успех этого 
предприятия. К сожалению, Гамелен продолжал идти по проторенной дорожке, хотя 
он, как никто другой во Франции, имел возможность принять решительные меры.

Рейно решил сместить Гамелена и вызвал из Сирии генерала Вейгана. Вейган прибыл 
лишь 19 мая, и, таким образом, в течение трех дней французская армия фактически 
не имела главнокомандующего. 20 мая войска Гудериана вышли к Па-де-Кале, 
отрезав коммуникации союзных армий в Бельгии. А Вейган оказался еще более 
старомодным, чем Гамелен, и тоже продолжал планировать боевые действия по 
образцу 1918 года, так что надежда на улучшение положения исчезла.

В общем, союзные руководители делали все или с запозданием, или неверно. В 
итоге они так и не смогли предотвратить катастрофу.

Английским экспедиционным силам удалось эвакуироваться из Дюнкерка только 
потому, что в это время в ход боевых действий вмешался Гитлер. Когда немецкие 
танки захватили север Франции и отрезали английскую армию от ее баз, Гитлер 
вдруг остановил продвижение ударной группировки. Это произошло как раз в тот 
момент, когда немецкие танки готовы были ворваться в Дюнкерк — единственный 
порт, через который англичане могли эвакуировать свои войска. В то время 
главные силы английских войск находились еще на большом удалении от порта. 
Однако Гитлер задержал свои танки на три дня!

Приказ Гитлера фактически сохранил английским солдатам жизнь, когда, казалось, 
уже ничто, не могло их спасти. Позволив английским войскам улизнуть, Гитлер дал 
им шанс [98] восстановить силы, продолжать войну, организовать оборону 
побережья своей страны и не допустить вторжения противника. Понимая, что 
возможность эвакуироваться из Дюнкерка была ничтожной, и не зная причин, 
обусловивших эту возможность, английский народ заговорил о "дюнкеркском чуде".

Почему же Гитлер отдал роковой приказ остановить наступление? Даже для немецких 
генералов осталось и, возможно, навсегда останется загадкой, как фюрер пришел к 
этому решению и каковы были его мотивы. Даже если бы Гитлер и дал какое-то 
объяснение, ему вряд ли можно было поверить. Люди, занимающие высокий пост и 
совершающие роковую ошибку, редко говорят об этом правду, а Гитлер был одним из 
тех, кто не очень-тo любит правду. Более вероятно даже, что его свидетельство 
только перепутало бы все следы. Также весьма вероятно, что он и сам не смог бы 
дать правдоподобного объяснения, даже если бы и захотел этого, ибо мотивы его 
поступков часто зависели от настроения, а порывы были изменчивы.