совершил огромную стратегическую ошибку... и мы крупно выиграли от того, что 
произошло в Скандинавии... Он ввел в бой целый ряд соединений на норвежском 
побережье, за которое ему теперь придется сражаться, если это будет необходимо, 
в течение всего лета против держав, обладающих намного превосходящими 
военно-морскими силами и способных транспортировать эти силы к месту операции с 
большей легкостью, чем он. Я не вижу какого-либо контрпреимущества, которое он 
получил... Я полагаю, мы в значительной степени выиграли от... этой грубой 
стратегической ошибки, на которую был спровоцирован наш смертельный враг"{15}.

За этими красивыми словами не последовало никаких практических мер. Действия 
англичан отличались медлительностью, нерешительностью и несогласованностью. 
Адмиралтейство, с пренебрежением относившееся к авиации, проявляло осторожность 
и не хотело рисковать кораблями даже там, где их вмешательство могло бы быть 
решающим. Еще хуже обстояло дело с использованием сухопутных войск. Правда, в 
ряде пунктов Норвегии высадились английские десанты, однако меньше чем через 
две недели все они были эвакуированы. Исключение составлял один опорный пункт у 
Нарвика, но и тот был оставлен через месяц после начала немецкого наступления 
на Западе.

Воздушные замки, построенные Черчиллем, с грохотом разрушились. И причина тому 
— крайне неверное понимание обстановки и изменений в современных методах 
ведения войны, а также непонимание эффективности действий авиации на море.

Однако Черчилль был не далек от истины, когда называл Норвегию ловушкой для 
Гитлера и говорил о немецком [73 — Рис.2] [74] вторжении как о шаге, на который 
Гитлер "был спровоцирован". Одно из самых поразительных послевоенных открытий, 
касающихся этой кампании, как раз и состояло в том, что Гитлер, несмотря на 
неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не 
планировал вторжения в нее, однако явные признаки готовящихся враждебных акций 
союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг.

Небезынтересно проследить закулисный ход событий с обеих сторон, хотя тогда 
было страшно наблюдать, с каким отчаянием государственные деятели старались 
воздействовать друг на друга, готовя взрыв огромной разрушительной силы. Первый 
для обеих сторон шаг был сделан 19 сентября 1939 года, когда по настоянию 
Черчилля (согласно его мемуарам) английский кабинет принял проект создания 
минного поля в норвежских территориальных водах и "блокирования перевозок 
шведской железной руды из Нарвика" в Германию. Черчилль утверждал, что этот шаг 
будет "иметь величайшее значение для подрыва военно-промышленного потенциала 
противника". Согласно его последующей записке первому морскому лорду, "кабинет, 
включая министра иностранных дел (лорда Галифакса), единодушно высказался в 
пользу этой акции".

Все это весьма любопытно и свидетельствует о том, что кабинет был склонен 
принять предложение, не задумываясь, имеются ли для этого необходимые средства 
и каковы будут последствия. Аналогичный проект обсуждался в 1918 году, но тогда,
 как указывается в официальной истории военно-морского флота, "...
главнокомандующий (лорд Битти) сказал, что для офицеров и матросов Великого 
флота было бы в моральном отношении неприемлемо пытаться силой покорить 
небольшой, но сильный духом народ. Если бы норвежцы сопротивлялись, а так они, 
возможно, и сделали бы, то была бы пролита кровь. Это представляло бы собой 
одно из таких же тяжких преступлений, какие совершают немцы". Очевидно, моряки 
были более щепетильны, нежели государственные деятели, а может, английское 
правительство в 1939 году, в канун войны, было более склонно к безрассудству, 
чем в конце Первой Мировой войны.

Министерство иностранных дел, оказывая сдерживающее влияние, вынудило кабинет 
рассмотреть возражения против выдвинутого проекта о нарушении нейтралитета 
Норвегии. Черчилль по этому поводу писал: "Аргументы министерства иностранных 
дел были весомы, и я не мог доказать своей правоты. Я продолжал отстаивать свою 
точку зрения всеми средствами и при любом случае"{16}. Вопрос о постановке 
минных полей у берегов Норвегии стал темой дискуссий в более широких [75] 
кругах, и аргументы в пользу проведения этой операции высказывались даже в 
прессе. А это вызвало беспокойство и контрмеры со стороны немцев.

Если судить по трофейным немецким документам, то первое упоминание о Норвегии 
относится к началу октября, когда главнокомандующий военно-морскими силами 
адмирал Редер выразил опасения, что норвежцы могут открыть англичанам свои 
порты, и доложил Гитлеру о возможных стратегических последствиях в случае, если 
англичане займут эти порты. Редер одновременно отметил, что для действий 
немецких подводных лодок было бы выгодно получить базы на побережье Норвегии, 
например в Тронхейме.

Однако Гитлер отверг это предложение. Его мысли были заняты планами наступления 
на Западе, и он слышать не хотел о каких-либо операциях, могущих отвлечь силы и 
средства от Западного фронта.

Новым и еще более сильным толчком для обеих сторон явилось наступление русских 
в Финляндии в конце ноября. Черчилль увидел в этом новую возможность нанести 
удар по флангу противника под предлогом помощи Финляндии: "Я приветствовал это