Терри Раймен встретил меня у парадной двери и провел в аккуратную гостиную 
небольшого дома с верандой. Ему было уже за сорок, он начал седеть, носил очки, 
но гордился своей подтянутостью. Кормился он работой на такси в Лондоне.

Раймен подробнее рассказал о том, что я уже слышал по телефону. Когда один друг 
предложил ему участвовать в московском марафоне, Раймен не стал колебаться. Он 
много лет готовился к войне против Советского Союза, научился распознавать 
советские танки и бронемашины, изучал советскую военную тактику, стрелял по 
злобным изображениям русских на стрельбище и хотел лично ознакомиться с этой 
страной и ее людьми. Когда после забега ему представился настоящий русский, 
хорошо говоривший по-английски, Раймен пришел в восторг.

Полковник Александр Симаков пригласил Раймена в гости. Квартира его находилась 
в далеком северном пригороде Москвы, он жил там вместе с женой, дочерью и тещей.
 Раймен был поражен жилищными условиями офицера с довольно высоким званием. 
Симаков жаловался на зарплату, на тесноту и сказал, что завидует образу жизни 
англичан.

– Говорит, что едет в Англию только с целью повидать Стратфорд, Оксфорд и 
Кембридж, – сказал Раймен. – Но, – тут он заговорщически понизил голос, – 
по-моему, хочет переметнуться и остаться в Англии.

– Ладно, когда появится, выясним, знает ли он что-то стоящее, – ответил я.

Симаков должен был предложить нечто особо секретное, чтобы его приняли, как 
перебежчика. Многие разведчики из Совблока, когда вместе с Берлинской стеной 
рухнул их мир, предлагали МИ-6 свои услуги, и почти все были отвергнуты. МИ-6 
располагала средствами только для приема перебежчиков высокого полета, таких, 
как OVATION и NORTHSTAR, но даже им пришлось несколько лет работать en poste, 
прежде чем их допустили в Британию. Даже Виктор Ощенко, офицер КГБ, специалист 
по науке и технологии, предложивший свои услуги в июле 1992 года, с трудом 
убедил МИ-6, что достоин статуса перебежчика. Признание Ощенко в том, что, 
работая в Лондоне в середине восьмидесятых годов, он завербовал ведающего 
сбытом инженера фирмы "Джек-Маркони", было воспринято как маловажное. Я видел 
доклад МИ-5, где говорилось, что инженер Майкл Джон Смит не выдавал никаких 
наносящих ущерб секретов. Это не помешало МИ-5 арестовать Смита в 
операции-ловушке, и этот документ не был предъявлен для защиты его на суде. 
Смита приговорили к двадцати пяти годам заключения, судья заявил в резюме 
присяжным, что Смит причинил неисчислимый ущерб национальной безопасности 
Британии.

Поскольку Ощенко добивался статуса перебежчика с таким трудом, я бы посоветовал 
Симакову вернуться в Россию и зарабатывать этот статус, регулярно поставляя 
сведения московской резидентуре. Если они окажутся ценными, то он мог бы 
получать неплохое жалованье, поступающее на его счет в Соединенном Королевстве, 
и его новоявленное богатство не вызывало бы подозрений. Возможно, после 
отставки ему дозволили бы выехать в Британию и тратить свои деньги, но даже и 
тут МИ-6, по всей видимости, стала бы убеждать его, что жить на родине лучше. 
Моей задачей на встрече с Симаковым было определить его возможности и 
побуждения, завербовать его, если в том будет смысл, потом убедить, что 
наилучшим выбором для него будет возвращение в Россию.

На следующей неделе Раймен, открывая мне дверь, выглядел мрачно. Привел меня в 
гостиную, там царила полутьма, так как шторы были задернуты для защиты от 
послеполуденного солнца. Толстый, бледный, небритый человек в обтягивающей 
синтетической тенниске и джинсах грузно поднялся с дивана, встав босыми ногами 
на пол. Раймен холодно представил меня, раздернул шторы и нашел повод уйти. 
Симаков злобно глянул на закрывшуюся дверь.

Возле дивана стояли два больших красных чемодана, связанных вместе веревкой. 
Рядом с ними – мятая картонная коробка с книгами и журналами, несколько 
раскрытых журналов валялось на низком кофейном столике рядом с немытыми чашками 
и обертками от бисквитов.

– Я переметнулся, – торжественно заявил Симаков с сильным русским акцентом. 
Сделал паузу, потом, поняв, что я не собираюсь восторженно обнимать его, 
поправил диванные подушки и сел снова.

– Расскажите сперва кое-что о себе, – попросил я, отложив разговор о его 
перебежничестве на потом. Симаков на хорошем английском изложил свою биографию. 
Родился он в бедной семье, в селе к северу от Киева; когда ему было пять лет, 
отец погиб в катастрофе на шахте, мать, когда ему шел восьмой год, умерла от 
туберкулеза, поэтому его и двух младших сестренок растила бабушка со стороны 
матери. Возможно, юному Симакову пришлось бы идти по отцовским стопам на 
донбасские шахты, не проявись у него в раннем возрасте талант к математике. 
Учился он лучше всех в классе, правда, пропустил одну четверть, когда сломал 
ногу и не мог ходить в школу за пять километров. С выражением гордости на лице 
Симаков порылся в коробке и достал в подтверждение школьные табели. Успехи в 
математике были единственной его надеждой избавиться от нищеты.