попадут в печать.

Рассел ставил передо мной цель: отыскать такого журналиста и сблизиться с ним.

– Предлагаю организовать фиктивное информационное агентство в Лондоне, 
использовать его для установления первого контакта, потом посмотреть, к чему он 
приведет, – посоветовал Рассел. – И повидайтесь с NORTHSTAR: у него наверняка 
найдется много идей для вас, – добавил он, словно ему это только что пришло в 
голову.

NORTHSTAR – таково было кодовое имя Михаила Бутхова, офицера КГБ, год назад 
переметнувшегося в МИ-6. Он работал в Норвегии как журналист ТАСС, знал многих 
из настоящих русских журналистов. И предположительно мог дать большой список 
фамилий для раскручивания операции.

Я взял в подземном гараже Сенчури-хаус темно-бордовый "форд-скерра", одну из 
множества столь же не бросающихся в глаза машин с подложными регистрационными 
номерами, чтобы нельзя было установить их принадлежность МИ-6. Путь до 
живописной деревушки Пэнгборн возле самого Рединга занял у меня два часа. 
NORTHSTAR, разумеется, был материально вознагражден за свой переход. Его 
современный четырехкомнатный особняк окружал большой сад, на подъездной аллее 
стояли новенький "ровер-стерлинг" и красный спортивный "ситроен" его любовницы 
Марии. Судя по царапинам и вмятинам на нем, Мария не овладела искусством езды 
по переполненным машинами британским дорогам.

– Входите, – пригласил NORTHSTAR на безупречном английском с едва заметным 
русским акцентом. Провел меня в гостиную и усадил на обитый черной кожей диван. 
Комната была скудно обставлена совершенно новой, безликой мебелью; главное 
место в ней занимали дорогостоящий телевизор и магнитофон с высокой точностью 
воспроизведения звука.

NORTHSTAR узнал меня, так как приезжал на краткую встречу со слушателями IONEC. 
Поездки в Форт благотворно сказывались на его духе, так как он страдал от 
синдрома бесполезности. Из него вытянули все мельчайшие подробности об учебе, 
коллегах из КГБ, работе. Пьянящие дни обращения с ним как с важным лицом, 
приемы с шампанским, расточительные поездки на встречи с дружественными 
спецслужбами в Вашингтон, Париж и Сидней остались позади. Его полезность Западу 
и связанное с ней чувство собственной значительности ушли в прошлое. Он 
заскучал и пал духом. МИ-6 пыталась найти ему новое занятие, но безуспешно. 
Опыт работы в разведке не особенно ценится, а столь же увлекательных занятий 
ничтожно мало. Так что, хотя МИ-6 снабдила его прекрасным домом, пожизненной 
пенсией, убедила русских отпустить к нему любовницу и дочку, он не находил себе 
места.

NORTHSTAR приготовил кофе и повел меня в кабинет, где можно было поговорить с 
глазу на глаз. На столе с компьютером и несколькими справочниками лежали 
недостроенная модель истребителя с вертикальным взлетом и тюбики клея. Я сел в 
обитое черной кожей кресло и обрисовал ему замысел Рассела.

– Почему не поручить это мне? – спросил NORTHSTAR, прежде чем я закончил. – Я 
работал журналистом в ТАСС, я профессиональный разведчик, русский – мой родной 
язык. У меня есть все необходимые данные.

Доводы его были убедительны, но русские все еще страдали из-за его измены. Если 
они узнают, что мы используем его в операции против них, это может повредить 
едва начавшемуся сотрудничеству.

– Выясню, можно ли поручить это вам, – ответил я, – Но ничего не обещаю.

Возвратясь в Сенчури-хаус, я написал подробные предложения и положил документ в 
корзину для исходящих бумаг. Сперва Рассел как мой непосредственный 
руководитель пожелает сделать свои замечания. Затем офицер Р5, занимающийся 
продукцией московской резидентуры, захочет проверить, нет ли тут связи с 
другими операциями, проходящими под его контролем. SBO/1, офицер отдела 
безопасности, наблюдающий за операциями в России, должен будет высказать свои 
соображения. R/CEE, координатор Восточноевропейского управления, захочет 
высказать свое мнение о том, сможет ли эта операция дать нужные сведения. И, 
наконец, главу Восточноевропейского управления (С/СЕЕ) нужно будет поставить в 
известность о том, что делают его подчиненные. Такое хождение бумаг по 
инстанциям типично, и зачастую на принятие решения уходит несколько недель. В 
коммерческой организации подобный процесс оказался бы до невозможности 
обременительным, но достоинство работы, где поставлены на карту национальная 
безопасность и жизни людей, заключается в том, что в ней обычно исключается 
принятие ошибочных решений. Недостаток в том, что, даже когда становится 
совершенно ясно, что решение ошибочно, дать обратный ход очень трудно, так как 
многие офицеры, причастные к такому решению, упорно отстаивают его, каким бы 
глупым оно ни выглядело задним числом.

К счастью, это решение было принято быстро. Всего несколько дней спустя 
рассыльный опустил мое предложение в корзинку для входящих бумаг. Каракули,