— Как думаешь, я могу выиграть «Тур де Франс»?
— Я не только думаю, что можешь. Я жду, что его выиграешь.
Но тут у меня началась полоса падений. Начало сезона 1999 года оказалось 
полностью провальным. Во второй по значимости гонке года, «Тур Валенсии», я 
слетел с велосипеда и чуть не сломал плечо. Взятые мной две недели отдыха не 
помогли; не успел я вернуться, как снова упал: во время тренировки на юге 
Франции пожилая авто-любительница вырулила на обочину дороги и зацепила меня 
крылом. Чувствуя себя хуже загнанной лошади, я кое-как вымучил гонки 
«Париж-Ницца» и «Милан-Сан-Ремо», пытаясь в отвратительную погоду добраться до 
финиша хотя бы в середине пелотона. Я объяснил неудачи плохой формой в начале 
сезона и отправился на следующие гонки — где снова упал. На последнем повороте 
первого этапа меня занесло на мокрой дороге. Колеса попали в темную масляную 
лужу, велосипед выскользнул из-под меня, и я свалился.
Я уехал домой. Причина была в том, что я просто заржавел, и поэтому мне 
пришлось две неделе упорно работать над техникой, чтобы снова почувствовать 
себя в седле уверенно. Вернувшись к гонкам, я больше не падал. И вот наконец 
мне удалось что-то выиграть — раздельный старт в многодневке «Тур де ла Сартэ». 
Мои результаты стали улучшаться.
Но самое смешное в том, что в однодневках я уже не был так хорош, как прежде. Я 
перестал быть тем злым и неуемным юнцом, каким был раньше. Моя манера езды 
осталась такой же интенсивной, но стиль и техника стали более расчетливыми, не 
такими агрессивными. Теперь у меня был другой стимул — психологический, 
физический и эмоциональный — и этим стимулом был «Тур де Франс».
Ради подготовки к «Тур де Франс» я был готов пожертвовать целым сезоном. Я 
поставил на эту гонку все. Я пропустил все весенние старты в классике, 
престижных гонках, которые идут в зачет Кубка мира, и вместо них выбрал всего 
несколько соревнований, которые могли подвести меня к пику формы в июле. Никто 
не мог понять, что у меня на уме. Раньше я зарабатывал на жизнь классикой. 
Почему же теперь я не участвовал в гонках, которые уже не раз выигрывал? В 
конце концов ко мне подошел какой-то журналист и спросил, заявлен ли я в 
какой-нибудь весенней классике.
— Нет, — ответил я.
— Да, а почему?
— Готовлюсь к «Тур де Франс».
Он криво улыбнулся и сказал:
— Значит, теперь вы решили показать себя в «Туре».
Словно я сморозил какую-то глупость.
Я только смерил его взглядом и подумал: «Говори, что хочешь, пижон. Жизнь 
покажет».
Вскоре после этого я столкнулся в лифте с Мигелем Индурайном. Он тоже спросил, 
почему я не выступаю.
— Много времени трачу на тренировки в Пиренеях, — сказал я.
— Зачем? — спросил он. — Чего ради?
— Ради «Тур де Франс».
Он удивленно поднял брови, но от комментариев воздержался.
Каждый член команды «Postal» был так же предан «Тур де Франс», как и я. Вот кто 
входил в состав группы «Postal»: Фрэнки Эндрю, крупный, мощный спринтер и наш 
капитан, умудренный опытом ветеран, который знал меня еще подростком; Кевин 
Ливингстон и Тайлер Хэмилтон были нашими молодыми горняками; Джордж Хинкепи — 
победитель «U.S.Pro» и еще один мощный спринтер типа Фрэнки; Кристиан 
Вандевельде — один из самых талантливых новобранцев; Паскаль Дераме, Джонатан 
Вотерс и Питер Мейнерт-Нильсен — верные помощники, готовые часами гнать на 
высокой скорости и не жаловаться.
Человеком, который создал из нас команду, был наш директор, Йохан Брюнель, 
бельгиец с непроницаемым лицом игрока в покер и бывший участник «Тура». Йохан 
знал, что нужно для победы в «Туре»; он дважды был победителем на этапах. В 
1993 году он выиграл самый быстрый на то время этап за всю историю «Тура», а в 
1995 году выиграл еще один, когда эффектно обошел Индурайна на финише в Льеже. 
Они с Индурайном ушли в отрыв вдвоем, и Йохан всю дорогу просидел на колесе у 
Индурайна, а затем сделал рывок и обставил испанца в спурте на самой финишной 
черте. Он был умным и изобретательным гонщиком, который знал, как обойти более 
сильных соперников, и сумел привить это стратегическое чутье ребятам нашей 
команды.
Идея проведения командных тренировочных сборов принадлежала Йохану. Мы поверили 
в план и без жалоб проводили целые недели в Альпах и Пиренеях. Мы изучали 
горные участки трассы «Тура» и практиковались на подъемах, которые нам 
предстояло преодолеть, дружно откатать семь часов в день при любой погоде.
На горных участках я старался держаться поближе к Кевину и Тайлеру, потому что 
они были нашими главными горняками, и это им предстояло проделать основную 
работу, втягивая меня на крутые подъемы. В то время как большинство гонщиков 
отдыхали перед новым сезоном или выступали в классике, мы в кошмарных условиях 
крутили педали в горах.
У нас с Йоханом родилась походная шутка. Был январь, и в Пиренеях каждый день 
лил дождь. Я выбивался из последних сил, штурмуя бесконечные подъемы, а Йохан 
следовал за нами в уютной теплой машине и развлекал меня болтовней по рации.
Однажды я вышел в эфир и сказал:
— Йохан?
— Да, Лэнс, что ты хочешь?
— В следующем году я перехожу в классику.
С тех пор я говорил это каждый день. Довольно скоро Йохан уже знал, что будет