встречался, а во-вторых, нашей первой продолжительной беседой была перебранка.
Все началось с телефонного разговора. Она представляла интересы компании, 
являвшейся важным титульным спонсором «Гонки за розами», и считала, что я 
недостаточно стараюсь, чтобы им понравиться. Накануне нашего разговора она 
раздраженно отчитала одного из сотрудников нашего фонда.
«За кого эта цыпочка себя принимает?» — подумал я и позвонил ей. Как только она 
сняла трубку, я сказал:
— Это Лэнс Армстронг. Кто дал вам право разговаривать с моими сотрудниками в 
таком тоне? — И продолжал в том же духе. На другом конце провода Кик закатывала 
глаза и думала: «Этот парень ведет себя так, словно он тут самый главный».
Мы спорили минут десять.
— Послушайте, — сказала она наконец. — Я вижу, что этот разговор ни к чему не 
приведет.
— Согласен, совершенно бессмысленный разговор, — ответил я.
— Знаете что? Давайте поговорим об этом за кружкой пива, — предложила Кик.
Я растерялся:
— Гм, да? Ну хорошо, давайте попьем пивка.
Мы встретились в баре. Я пришел с друзьями.
Не думаю, что перед встречей кто-то из нас полагал, что нас так потянет друг к 
другу. Я все еще был бледен, слаб и изможден болезнью, но ее это, казалось, не 
заботило. Она оказалась куда более забавной и общительной, чем я ожидал, — и 
очень умной. Я пригласил ее принять участие в наших еженедельных заседаниях 
правления фонда, проходивших у меня дома, и она согласилась. Фонд казался мне 
отличным ответом на то состояние неопределенности, в котором я оказался: курс 
химиотерапии был завершен, рак, по крайней мере на время, побежден, но я еще не 
знал точно, что меня ждет, и еще предстояло решить, чем я буду заниматься 
дальше. Общественная деятельность в такой ситуации выглядела наилучшим решением.
 Я решил для себя, что в первую очередь являюсь человеком, пережившим рак, а 
спортсменом — лишь во вторую. Слишком многие спортсмены живут так, словно 
мировые проблемы их совершенно не касаются. Наше богатство, узость интересов и 
элитарность изолируют нас от общества. Но одна из форм служения спортсменов 
обществу, оправдывающая их существование, — менять представление о человеческих 
возможностях. Мы побуждаем людей пересмотреть очерченные ими границы возможного,
 помочь им понять, что кажущиеся непреодолимыми преграды — это на самом деле не 
более чем психологический шлагбаум. Преодоление болезни в этом смысле сродни 
высоким спортивным результатам: мы еще многого не знаем о человеческих 
способностях, и я чувствовал, что мой долг — сообщить это людям.
Одним из самых важных событий в моей жизни в тот период стало знакомство с 
Джеффом Гарви, остинским бизнесменом. Со временем он стал моим близким другом, 
а тогда я просто рассчитывал на его помощь в создании фонда. Нас представил 
друг другу наш общий знакомый, и Джефф пригласил меня на ланч. Я приехал к нему 
в шортах и майке. Ланч получился долгий; мы много говорили о велоспорте — Джефф 
горячо любил его, и каждый год на велосипеде совершал путешествие по Испании, 
следуя по знаменитому маршруту паломников «Камино де Сантьяго». У Джеффа от 
рака умерли отец и мать, и он искал возможность помочь людям в борьбе с этой 
болезнью. Несколько недель спустя я пригласил Джеффа на ланч и за едой спросил 
у него, не возьмется ли он за управление фондом. Он согласился и стал нашим 
генеральным директором.
Следующие два месяца мы с Кик энергично занимались делами фонда. Поначалу я 
видел в ней лишь симпатичную девчонку, которая за словом в карман не полезет. 
Постепенно, однако, я стал обращать внимание на ее длинные светлые волосы и на 
то, как стильно на ней смотрится самая, казалось бы, обычная одежда. А еще 
улыбка — как из рекламы зубной пасты «Colgate». Ее было трудно не заметить. Еще 
мне нравилось то, что у нее был колкий язык.
Кик тем временем тоже занялась изучением моей биографии — под тем предлогом, 
что это нужно ей для дела. Но никто из нас еще не был готов открыто поделиться 
своими чувствами.
Первую «Гонку за розами» мы провели в марте, и она имела большой успех. Мы 
собрали более 200 тысяч долларов, с концертом выступила группа «Wallflowers», 
со всех концов света съехались мои друзья и коллеги, включая Мигеля Индурайна, 
Эдди Меркса и Эрика Хайдена.
Одно из пожертвований я никогда не забуду. Я сидел за столом и раздавал 
автографы; очередь выстроилась на целый квартал, поэтому я подписывался так 
быстро, как только мог. Я подписывал то, что мне подавали, почти не глядя на 
людей, стоящих передо мной.
И тут передо мной легла раскрытая чековая книжка.
— Сколько ты хочешь? — спросил голос.
Не поднимая глаз, я произнес:
— Черт побери.
Меня разбирал смех. Я узнал голос. Это был давно забытый Джим Хойт, владелец 
велосипедного магазина из Плано, человек, который посадил меня на мой первый 
велосипед, а потом отнял у меня мою любимую машину. И вот он стоял прямо передо 
мной вместе со своей женой Рондой. После той размолвки, случившейся десять лет 
назад, мы ни разу не виделись. Я пристально посмотрел Джиму в глаза.
— Простите меня, — сказал я. Мне казалось, что я должен был извиниться.
— Извинения приняты, — сказал Джим. — Так сколько мне выписать?
— Джим, вам не нужно этого делать.
— Нет, — настаивал он. — Я хочу помочь.
— Пожалуйста, не надо.
— Может, пять тысяч? Нормальная сумма?