зависеть от врачей, но для себя решил, что, если они не отнесут мою травму к 
разряду смертельных, я поеду. Я уже успел объездить полмира, но еще ни разу не 
был в Австралии, и вряд ли когда-нибудь в этой жизни у меня появится более 
удобный повод там побывать. Как только я оказался в состоянии сесть на 
велосипед, мы возобновили тренировки, хотя мне все еще трудно было поворачивать 
голову. Но я чувствовал в себе достаточно сил, чтобы набрать форму, и 
постепенно шея начала поворачиваться лучше. К тому времени как мы сели на 
самолет в Сидней, я чувствовал себя на 80 процентов здоровым, и у меня была еще 
неделя, чтобы продолжить тренировки и окончательно восстановиться. В программе 
Олимпийских игр я собирался выступить на двух дистанциях: в длинной шоссейной 
гонке с общим стартом и в более короткой индивидуальной гонке с раздельным 
стартом. Свои шансы в шоссейной гонке я расценивал не очень высоко, поскольку 
она проходила на равнинной трассе, благоприятной для спринтеров, зато в 
разделке надеялся на золото.
Сидней полностью оправдал все наши ожидания. Изумрудные воды бухты плескались 
прямо у подножия небоскребов, а мангровые деревья укрывали в своей тени древние 
особняки в викторианском стиле. Единственное, что огорчило меня в Сиднее, — это 
результаты моего выступления. Я финишировал тринадцатым в шоссейной гонке, 
победителем которой стал Ульрих. Это не вызвало у меня особого разочарования, 
поскольку равнинные трассы не моя специализация. Реальную надежду на золото я 
связывал с индивидуальной разделкой.
Но мои надежды не оправдались, и мне пришлось довольствоваться бронзой.
Нам предстояло проехать три круга от сиднейского крикетного стадиона до пляжа и 
обратно. К моменту своего старта я уже знал, что мой товарищ по команде 
«Postal» Вячеслав Екимов показал фантастически быстрое время. Я начал 
достаточно резво и к концу первого круга отставал от него всего на секунду. Но 
после полутора кругов разрыв увеличился до 3 секунд. Мне казалось, что я просто 
не могу заставить свое тело двигаться быстрее. Я крутил педали изо всех сил — 
судя по показаниям кардиомонитора, — но все равно продолжал терять секунды. 
После двух кругов я уступал 6 секунд, а на третьем и последнем круге 
почувствовал, что отстаю еще больше. Мне так и не удалось сократить разрыв; для 
меня Олимпиада прошла без чудес. Я прошел дистанцию за 58 минут 14 секунд, 
уступил 34 секунды Еки, 26 секунд — Ульриху и получил бронзовую медаль.
Ехать быстрее я просто не мог. Когда ты готовишься к соревнованиям, показываешь 
все, на что способен, но не добиваешься цели, остается только сказать: «Я не 
заслужил победы». Так было и со мной. Еки заслужил каждый грамм золота в своей 
медали. И все же, несмотря на горечь своего поражения, я радовался его успеху, 
потому что перед этим он сделал все, чтобы помочь мне выиграть «Тур».
После церемонии награждения я спокойно прошел мимо своего велосипеда и весело 
поцеловал жену. Кик гордилась мной; позднее она рассказывала, как ей хотелось, 
чтобы Люк был постарше и смог правильно понять все, что произошло в тот день. 
Это помогло бы ему научиться переносить неудачи так же, как его отец. Ее слова 
заставили меня гордиться этим поражением не меньше, чем любыми победами, 
которые я когда-либо одерживал на глазах у жены.
Иногда мне кажется, что главная заслуга рака в том, что он разрушил во мне 
барьер косности суждений. До болезни я оценивал свои поступки исключительно как 
«победы» или «поражения», но она навсегда избавила меня от глупой суетности. 
Наглядный тому пример — история с моей шевелюрой. Раньше меня постоянно 
заботила моя внешность, и, перед тем как выйти из дому, я обязательно поправлял 
прическу. Теперь этот вопрос меня не волнует. Жена стрижет меня под машинку, и 
такая прическа требует так мало ухода, что я намерен соблюдать этот стиль до 
конца жизни.
После болезни я стал обращать гораздо меньше внимания на то, нравлюсь ли я 
людям, а с рождением сына этот вопрос стал волновать меня еще меньше. Главное, 
что я нравлюсь своей жене и, надеюсь, буду нравиться своему сыну. Кроме их 
любви и признания, мне теперь ничего не нужно. Между тем мы готовились к 
празднику. Было 1 октября, а на следующий день, 2 октября, исполнялось ровно 
четыре года с того момента, когда я узнал, что у меня рак. В мире раковых 
больных такая дата считается очень важной, а для меня она была самой важной 
датой в моей жизни, более важной, чем день рождения или любой другой праздник. 
Никакие победы или поражения не могли идти с ней ни в какое сравнение.
Кик называет эту годовщину днем «Carpe diem», чтобы напомнить нам о 
необходимости пользоваться моментом. Каждый год в этот день мы радуемся тому, 
что живем на этом свете. Мы каждый раз напоминаем себе, что моя победа над 
раком — это миф. Рак победили лекарства. Рак победили врачи. Я просто выжил. Мы 
напоминаем себе, что если судить по самым последним показателям выживаемости 
при раке, то меня не должно быть в числе живых.
Всю оставшуюся жизнь я буду удивляться тому, что выжил. Рак больше не управляет 
моей жизнью, моими мыслями и моим поведением, но все, чему он меня научил, 
останется со мной навсегда. Я узнал, что интенсивное движение — это необходимое 
условие моего существования, настолько же важное и простое, как воздух. Я не 
верю в то, что смогу как-то иначе ездить на велосипеде или жить по-другому. 
Кроме того, я научился думать и подавлять желание произнести вслух те слова, 
которые первыми возникают в моем сознании. И еще я узнал, что если у меня 
выдалась тяжелая неделя, то мне нужно просто сесть, расслабиться, подумать и 
сказать себе: «Эти совсем не те вещи, о которых мне следует волноваться».
Поэтому в тот день, когда я упустил золотую медаль и выиграл бронзовую, мы с 
Кик пригласили нескольких самых близких друзей на вечерний круиз по сиднейской 
гавани и отпраздновали тот факт, что впереди будут другие гонки. Мы 
провозглашали тосты за мое здоровье. А потом вернулись в Остин как счастливая,