|
Лассе, конечно, не был для меня совершенно незнакомым человеком. Молодежь из
соседних волостей собирается в одних и тех же местах для танцев – в Кипаркатти,
Ориматтила и Савийоки – и, само собой, постепенно знакомится, хотя такие
знакомства весьма поверхностны. По своему характеру я домоседка, и мне
доставляет удовольствие сидеть дома, никуда не выходить. И все же случалось, я
бывала со своими сверстницами на танцах, хотя и редко. Там-то лицо Лассе
примелькалось мне и постепенно запомнилось.
Как и другие, я внимательно следила за Олимпийскими играми в Мюнхене. Я только
еще начала ходить в гимназию, а Лассе уже дважды был олимпийским чемпионом. И
это мальчишка из соседней волости, ну и дела! Вся гимназия ликовала, все были в
восторге. Я радовалась и переживала вместе со всеми, но, конечно, далеко не так,
как сейчас. Тогда ведь Лассе был для меня просто посторонним человеком. Я даже
не коллекционировала его фотографий, хотя он и был героем – олимпийским
победителем! Но, с другой стороны, всего-навсего мальчишка из соседней волости!
Впервые я увидела Лассе на крупных соревнованиях в августе 1971 года. Тогда я
вместе с родителями приехала в Хельсинки на первенство Европы по легкой
атлетике, которое проводилось на Олимпийском стадионе. В памяти остался парень
из Мюрскюля, который бегал по стадиону вместе с другими спортсменами. Все
симпатии зрителей были тогда на стороне Юхо Вяятяйнена. Лассе был в то время
22-летним подающим большие надежды спортсменом, а я – 15-летней школьницей.
Интересовалась спортом, любила смотреть соревнования. Раза два была на встречах
по легкой атлетике между Финляндией и Швецией. В таких случаях для нас обычно
заказывали автобус, и все любители спорта из нашей деревни отправлялись в
Хельсинки. Уже по этим соревнованиям я поняла, в какой обстановке проходят
олимпийские игры.
С той встречи у сосисочного киоска, кажется, и началось наше совместное
путешествие. Не то чтобы мы сразу влюбились друг в друга по уши, нет. Но я
подумала о нем: «Хороший, видно, парень». А Лассе сказал тогда: «Прелестная
девушка». Когда же мы встретились следующий раз, то уже танцевали и оживленно
беседовали. И с каждым разом нам все больше хотелось быть вместе. После многих
и многих встреч мы обручились в 1975 году в День матери
(День матери – праздник в Финляндии)
, когда, по счастью, я уже получила университетский диплом.
Многим, возможно, хотелось бы добавить романтики к нашей истории, услышать о
все испепеляющем чувстве, о любовном горении или томительном ожидании. Если бы
я стала рассказывать нечто подобное, то покривила бы душой. Мне просто нравился
Лассе, а Лассе нравилась я. И в этом нет ничего удивительного. Таких, как мы,
тысячи и тысячи. Когда мы настолько привязались друг к другу, что он без меня,
а я без него чувствовали себя как потерянные, подоспело время подумать о
совместной жизни. Мы с Лассе были самыми обыкновенными молодыми людьми и ничем
больше, друзьями и товарищами, которые дорожили обществом друг друга. А это уже
почва, на которой можно строить семейный очаг.
Любовь выражается не только словами. Лассе часто проявлял ко мне нежность.
Шепнет что-нибудь на ухо, ласково погладит по руке. Любовь сохраняет свою
свежесть, когда о ней не слишком часто говорят.
По отдельным мелким деталям я поняла, что Лассе – эмоциональная натура, хотя
внешне таким не кажется. Например, если какой-нибудь малыш подойдет к нему, он
непременно погладит его по головке.
Лассе, как и я, любит детей. И как раз от своих малолетних почитателей он и
получает особенно много почты. Кто просит у него фотографию, кто – автограф,
кто предлагает переписываться. Иногда письмо приходит грязное,
тертое-перетертое – так старательно его редактировали. На каждое письмо Лассе
старается ответить.
И все же романтика, хоть и слегка, коснулась и нас. Я говорю сейчас о нашей
свадьбе на троицу, за месяц до Олимпийских игр в Монреале. Я никогда не забуду,
как Лассе ждал меня в церкви Лапинярви, а рядом стоял священник в полном
облачении. Я спросила у кантора: «А что, если я потеряю сознание и упаду?» Он
ответил: «Держись крепче за землю, тогда не упадешь».
Я вся была страшно напряжена и еле сдерживала слезы, когда отец ввел меня под
руку в церковь, откуда неслись звуки свадебного марша из балета «Спящая
красавица». Я сама выбрала эту музыку, прекрасную и нежную.
Букет роз и синих васильков дрожал у меня в руке, когда мы подошли к Лассе, а
затем вместе с ним направились к священнику Аарни Анттонену. У алтаря я более
или менее успокоилась. Все отодвинулось куда-то вдаль и было предано забвению.
Доброе лицо моего мудрого духовного отца подействовало на меня успокаивающе.
Вокруг было так красиво, благоухали ландыши. Маленькие букетики из яблоневых
цветов и ландышей прикреплены были к церковным скамьям.
Вряд ли мой голос донесся до слуха гостей, когда я ответила: «Да, согласна».
Слова будто застряли в горле – частично от напряжения, частично от умиления.
Уже после церемонии Лассе признался, что и у него колени тряслись от волнения.
И не удивительно. Есть что-то величественное и мощное в звуках органа,
наполняющих церковь.
В церкви я не видела никого, кроме Лассе, нашего священника и моего
отца. Все остальные, казалось, отошли куда-то на второй план. И пока звучал
свадебный марш, и пока говорил священник. Когда мы выходили из церкви уже мужем
и женой, слезы навернулись мне на глаза. Я эмоциональный человек – такая уж у
меня натура.
Никогда не забуду свадебного пиршества в усадьбе Хайко, куда мы поехали из
|
|