такими выдающимися людьми спорта, как бейсболист Тед Уильяме, боксер Джо Луис, 
футболист Доук Уокер. Я восторгался высотами, которых они достигли в своих 
видах.
В Вас я могу отметить качество, которое делает Вас столь отличным от типа 
обычного известного атлета. Несмотря на все восхваления и почести, воздаваемые 
за Ваши достижения, Вы сохранили в себе всю заложенную в Вас природой 
искренность, сдержанность и критическое к себе отношение. Сколь часто эти 
свойства пропадают у людей, достигших высот в избранной ими сфере деятельности! 
Я уверен, что подлинным мерилом величия человека, где бы он ни трудился: в 
медицине, спорте, юстиции – словом, где угодно, является его твердая 
приверженность основополагающим принципам человечности – честности и 
самокритичности. Человек, сколь ни были бы велики его успехи и достижения, 
должен стоять обеими ногами на земле и не изменять этим великим принципам.
Вы, безусловно, продемонстрировали на деле лучшие черты человечности, что и 
сделало вас столь дорогим для тех, кому довелось знать Вас лично. Для всех нас, 
кто Вас знает, Вы так и остались простым и добросердечным человеком».
Джим Мэррей, добродушный насмешник, который пишет спортивную колонку s 
«Лос-Анджелес таймс», был представлен Горди Хоу зимой 1967 года, когда «Ред 
уингз» вторглись на территорию бывшего канадца Джека Кука, ныне магната 
профессионального спорта в Южной Калифорнии. Иными словами, это случилось, 
когда детройтская команда играла свой первый матч против принадлежащего Куку 
клуба «Лос-Анджелес кингз» на их родном льду. Пишущая машинка Джима Мэррея 
произвела на свет следующий пассаж в прозе:
«Спросите любого канадца о Горди Хоу, и первое, что он сделает, – снимет шляпу 
и прижмет ее к сердцу. Его глаза будут при этом сиять, к горлу подкатит комок, 
а вы сами почувствуете, что к Гражданину Хоу относятся в его стране так, как 
если бы он был по меньшей мере одним из двенадцати апостолов.
Возможно, есть на свете вещи, которые Горди Хоу делает не лучше других, однако 
прежде, чем утверждать это, проверьте ваши предположения по спортивному 
справочнику Сполдинга. Я имею в виду, что, не говоря о хоккее, никто не сумел 
обыграть Хоу в таких видах спорта, как кегли, метание подковы, спуск на санях 
или гонки на каноэ».
Горди, действительно, всегда сжигала страсть быть лучшим везде, где можно, будь 
то игра на правом краю нападения в профессиональном хоккее или сооружение 
собственными руками буфета для матери в ее доме, И как хоккеист-профессионал, и 
как столяр-любитель он делал хорошо все, за что ни брался. Одержимость Хоу 
добиваться совершенства во всем, что он делает, может быть некоторыми расценена 
как признак комплекса неполноценности. Оставим это для профессиональных 
психоаналитиков. Отметим лишь, что его природная застенчивость с годами не 
проходит. Кажется, что он вновь и вновь повторяет про себя: «Никому не удастся 
сделать меня смешным».
То, что он не получил в школе, поскольку бросил ее, Хоу с лихвой компенсировал 
упорным трудом и стремлением ни в чем не уступать никому. Эта жажда 
соревнования стала его фирменным знаком в хоккее. Тед Линдсей вспоминает 
Горди-новобранца, беспокоящегося, закрепится ли он в команде: «Его часто 
охватывало уныние. Он постоянно был обеспокоен, возьмут ли его в основной 
состав. „Я должен закрепиться в команде“, – твердил он мне постоянно на 
тренировочном сборе. Эта бесхитростность и искренность сделали его великим. Он 
страстно желал остаться в клубе и на тренировочных матчах не щадил левых 
крайних, игравших против него».
Всю жизнь он пытался побороть врожденную застенчивость. И ныне он если и не 
победил в этой борьбе, то хоть добился того, что это свойство в его характере 
не занимает ведущего места. А когда начинается матч, застенчивость, конечно, 
остается в раздевалке.
Павелич и Линдсей хихикают, когда слышат легенды о застенчивости Хоу в 
отношении женского пола. Когда он был новичком, за ним закрепилась репутация 
парня, боящегося девушек. Когда он играл в Омахе, девицы часто обращали на него 
пристальное внимание, граничащее с преследованием. Он избегал их, ретируясь 
через запасный выход спортивного зала, а то и прибегая к окну раздевалки.
Скромность Хоу делает его совершенно невосприимчивым ко всем искусам славы. Он 
остается обычным человеком в самом точном смысле этих слов.
«Ред уингз» совершали турне по Западной Канаде, проводя накануне сезона 1955 
года серию товарищеских игр. Когда они прибыли в Ванкувер, то в отеле Горди не 
обнаружил своего имени в списке тех, для кого были зарезервированы номера.
– Здесь нет моего имени, – сказал он дежурному администратору. – Меня зовут Хоу.
 Гордон Хоу.
Появился директор гостиницы:
– Для Вас, мистер Хоу, мы забронировали отдельный многокомнатный номер.
– Многокомнатный? Что это все значит? Я не живу в таких номерах. Эй, Джек, в 
чем дело?
К конторке администратора подошел Джек Эдамс, проглядел список, а затем 
обратился к портье:
– Горди Хоу – величайший хоккеист, который когдалибо жил на свете. Но ему не 
нужны королевские покои. Великий человек не живет в отелях иначе как деля 
обычный номер с кем-либо, как и любой другой игрок команды.
Вне льда Хоу всегда добр со всеми и доступен для всех. Он охотно задерживается 
в спортивном дворце иногда на целый час, чтобы удовлетворить просьбы всех 
любителей автографов, не отказывая ни старому, ни малому.
Если «Ред уингз» играют дома, в Детройте, Горди и его жена Коллин часто едут 
после матча в центр города на поздний легкий ужин в ресторане «Мэйфилдс» на