придерживался и Горди, пока его не поселили в комнату с хоккеистом постарше и 
обладавшим к тому же неистребимой жаждой обновлять свой гардероб как можно чаще.
 Это был Ганнер Мэлоун (Пушкарь), Он появился на сборе с целым ворохом одежды, 
но одновременно с ростом его аппетита к нарядам уменьшались и его заработки, 
так что он был вынужден начать распродажу своей коллекции, Тут Горди и накупил 
себе практически не ношенных костюмов по сильно сниженным ценам.
Хоу начал обнаруживать задатки великого хоккеиста уже в 17 лет. Я помню, как 
Отт Хеллер, один из игроков «Ред уингз», как-то сказал Эдамсу: «Это будет 
отличный „полицейский“ для нас» («полицейским» называют физически сильного 
хоккеиста, готового в любую минуту утихомирить соперников, если они чересчур 
разошлись). Горди выглядел на льду медленным, но противникам никак не удавалось 
его догнать».
Скиннер вспоминает, что на тренировках Хоу буквально истязал себя, стремясь 
непрерывно улучшать все элементы игры, так как беспокоился, что его не возьмут 
в «большую» команду.
«Эдамс однажды велел мне не допускать по какой-то причине Хоу на тренировки. 
Это было просто невозможно. Помню, однажды я привез в „Олимпию“ группу игроков 
на разминку. Когда мы вошли в здание, с площадки донеслись характерные удары 
шайбы о борт. Это был Хоу, в полной хоккейной выкладке и на коньках, который 
тренировался в одиночку».
– Горди, убирайся отсюда, иначе Эдамс снимет с меня скальп.
– Но, Джимми, я не могу бросить это, – Какое мне дело! Отправляйся в раздевалку 
и подумай, если не о себе, то хоть обо мне.
«Хоу напряженно работает в хоккее, – сказал однажды Джимми Скиннер, главный 
селекционер детройтского клуба. – Он по-прежнему трудится, хотя выступает уже 
22 сезона. Я сам наблюдал, как он загоняет в ворота по сотне шайб за тренировку,
 чтобы сохранить силу кистей рук. Для меня будет поистине черным день, когда он 
уйдет».
Шесть лет Джек Эдамс и Томми Айвэн искали достойную замену ветерану Сиду Эйблу, 
центровому знаменитого «конвейера». Когда он вернулся в хоккей в 1945 году 
после войны, которую провел в военно-воздушных силах, Эйбл, по общему мнению, 
находился на закате карьеры. Во время предсезонного тренировочного сбора 
руководство экспериментировало с несколькими многообещающими центрами для 
ударной тройки. Сначала ведущими кандидатами считались Макс Макнэб и Датч 
Рейбел, но каждый раз после нескольких матчей приходилось возвращаться к 
старому варианту звена. Эйбл был идеальным партнером на своем месте. Более того,
 он был боссом. Он умел руководить своими крайними с их абсолютно 
противоположными характерами. Горди на площадке выглядел апатичным, что было 
зрительным обманом, индифферентным, меряющим лед длинными, накатистыми 
движениями. Со стороны казалось, что ему нужно наподдать, чтобы он завелся и 
пошел в атаку.
Неистовый Тед Линдсей был совершенной противоположностью. Сочетание всех троих 
работало безотказно, и в течение долгих шести лет этот триумвират царствовал в 
хоккее.
«Я мог бы делать свою работу, развалясь в кресле-качалке», – сказал как-то Сид 
Эйбл, а Хоу и Линдсей позаботились, чтобы этот афоризм получил известность. Они 
устроили так, чтобы старый Носач дал интервью и был сфотографирован для печати, 
сидя в уютном кресле-качалке в средней зоне хоккейной площадки.
Весной того года «Ред уингз» проводили товарищескую игру в Сарнии, городе в 
провинции Онтарио. Как обычно, их сопровождал судья-информатор Дворца «Олимпия» 
хоккейный радиорепортер Бадд Линч из Виндзора, Линч был во время войны майором 
канадской армии и потерял руку в Бельгии в 1944 году. Теперь, в 1952 году, он 
вел интересную и бурную жизнь хоккейного журналиста да еще был большим другом 
Хоу и Линдсея, откуда и взялась его кличка Бэдд – «приятель».
На пресс-конференции в Сарнии какой-то молодой журналист задал вопрос, кто 
может заменить в первой тройке Сида Эйбла на месте центра. Ситуация была 
слишком заманчивой, чтобы Хоу, большой любитель розыгрышей, не воспользовался 
ею. С серьезной миной он протянул, как обычно, слегка в нос: «А вот Бадд. Хоть 
у него и одна рука, но его пробуют на место центра в нашем звене». Репортер 
добросовестно изложил записанное им на пресс-конференции да еще позвал 
фотографа газеты, чтобы снять новую тройку в полном составе.
Эйбл получил Приз Харта как самый ценный игрок НХЛ в 1952 году, незадолго до 
того, как расстался с хоккеем. Шесть лет спустя он вернулся в «Ред уингз», уже 
как тренер. Линдсей к тому времени покинул команду, но Хоу по-прежнему был ее 
мотором. Джимми Скиннер серьезно заболел в декабре 1957 года и попросил 
освободить его от обязанностей тренера. Эйбл, проведя на тренерской работе в 
Чикаго два года, вернулся в Детройт и стал там радио– и телевизионным 
комментатором. Он был в городе, имел квалификацию тренера и вскоре занял место 
за скамьей родной детройтской команды, Вскоре после того, как он принял клуб. 
Эйбл ввел правило – обязательно пропускать всех новичков во время переездов 
через соседство с Хоу по номеру. «Я полагаю, – говорил он, – что для любого 
паренька-независимо от того, прижился он в команде или нет, – очень важно иметь 
возможность сказать при случае: „Я жил в одной комнате с Горди Хоу!“
Эйбл считает источником вдохновения для молодежи то, что Горди продолжает 
неустанно работать над совершенствованием как отдельных приемов, так и своей 
игры в целом, находя в ней все новые элементы, шлифуя новые грани в технике.
«Я помню, – рассказывает Эйбл, – в начале моей карьеры – а было это в первый 
или второй сезон Горди – мы играли в Бостоне. Шайба была у Горди, и он обвел 
защитника Дита Клэппера. Затем он выманил вратаря и бросил шайбу верхом, однако 
она прошла мимо. В ту же смену Горди вновь проделал все в точности, как и в