ия), Эстрем (Швеция), Третьяк (СССР). Всех 
полевых игроков перечислять не буду, отмечу только, что среди них были такие 
звезды профессионального хоккея, как Кларк, Лярош, Жильбер, Лефлер (он 
последние два сезона забивал в НХЛ больше всех шайб), а также сильнейшие 
форвардылюбители. Из советских хоккеистов кроме меня в Торонто приехали 
Александр Мальцев и Виктор Шалимов.
     Каток в этом поселке небольшой, уютный, чемто напоминающий наш во Дворце 
спорта ЦСКА. Зрителей на трибуны не пускали – все происходило в обстановке 
строжайшей тайны. Зрелищем монопольно владело телевидение: оно записывало все 
происходящее на видеопленку, с тем чтобы продемонстрировать ее зрителям во 
время показа по телевидению финальных матчей Кубка Стэнли. С нас взяли честное 
слово не разглашать до весны результатов «шоудаун».
     Мы, признаться, с некоторым трепетом вышли на каток. Но хотя мы и говорили 
на разных языках, это не помешало всем нам быстро освоиться, проникнуться 
взаимными симпатиями. Со стороны могло показаться, что здесь собрались не 
соперники, а игроки одной команды. Это было замечательно!
     Сначала состоялась жеребьевка. Нападающие вытаскивали из цилиндров бумажки 
с фамилиями вратарей, а вратари «выбирали» нападающих. На моей бумажке 
значилось «Лярош». Я знал, что означает эта фамилия. Лярош – восходящая звезда 
из Питсбурга (потом он играл в «Монреаль канадиенс»). Этакий красивый француз, 
которому, кажется, на роду написано быть счастливчиком. Словом, я решил, что в 
споре с этим парнем мне придется туго.
     Вслед за мной попытать счастье к цилиндру подошел Потвин. Всем было видно, 
как сильно волновался канадец.
     – Третьяка давай! – в шутку закричали Потвину. – Тяни Третьяка!
     Он решительно вытащил бумажку, развернул ее и в сердцах бросил на пол. 
«Третьяк», – сразу догадались все. А я подумал, что одним соперником у меня, 
кажется, уже меньше. Потвин заранее сложил оружие.
     Теперь настала пора определить время, кому в какой час выходить на лед. 
«Только бы не первым», – заклинал я. Ведь я даже не представлял толком, что мне 
предстоит делать! Ночь накануне я почти не спал: все думал, как сыграю, не 
уроню ли марку нашего хоккея. Я редко волнуюсь так сильно даже перед самыми 
ответственными матчами.
     И что вы думаете? Конечно, я вытащил бумажку, на которой было написано: «8 
часов 30 минут». Иначе говоря, мне выпал первый номер. Вот ведь не повезло!
     Сначала полевые игроки состязались в искусстве обводки, быстроте действий 
и точности броска. По условиям турнира форвардам предстояло выполнить ряд очень 
тяжелых упражнений, требующих безупречного владения клюшкой, снайперской 
меткости… Редко кому удавалось сделать все, как надо. Судьи учитывали даже 
скорость полета брошенной по воротам шайбы – ее измеряли специальным радаром.
     Затем наступил черед вратарей. Первым мои ворота атаковал Потвин. Волнение,
 как обычно, улетучилось, едва я занял свое место на льду. Судья дал свисток. 
Потвин изо всех сил понесся на меня, а я, в свою очередь, выскочил метра на 
четыре вперед, навстречу канадцу. Тот, видно испугавшись, раньше времени бросил 
шайбу, и она попала прямо мне в ловушку. Все три попытки кончались одинаково: 
шайбы я брал. Лярош был более удачлив: две шайбы из трех он сумел забросить в 
мои ворота. Сначала он сделал сильнейший бросок издалека, при этом у канадца 
сломалась клюшка, что сбило меня с толку. Пока я выискивал глазами шайбу среди 
обломков клюшки, она медленно заползла в ворота. Таким образом, счет стал 4:2 в 
мою пользу. А хорошо это или плохо, я не знаю. Ведь никто из других вратарей 
еще не выходил на лед. Радоваться мне или огорчаться?
     Переодевшись, я пошел наверх. Там изза стеклянной перегородки был виден 
каток и все происходящее на нем. Я взял кофе, устроился в кресле и стал ждать, 
что будет дальше.
     На лед вышел Холечек. Он был бледен, очень волновался. Сначала 
чехословацкий вратарь пропустил три шайбы, потом еще две. Итого – пять. Мне 
стало ясно, что последним я уже не буду. Затем наступила очередь шведского 
вратаря Эстрема. Ему забили три из шести. Эстрему, пожалуй, не повезло больше 
других: по его воротам бросали очень сильные снайперы: Кларк и Жильбер. Финн 
Леппинен тоже пропустил три из шести. Ему предстояла переигровка с Эстремом. 
Швед оказался более удачлив и вышел в полуфинал.
     Мы пообедали, а затем опять была жеребьевка. Я вытащил бумажку с именем 
Ситтлер. Ого, думаю, ничего себе! Ситтлер только что Холечеку три из трех забил.
 Этот форвард из «Торонто мейпл лифе» очень силен. (Кстати, чуть позже он 
подтвердил свою высо^ кую репутацию в матчах Кубка Канады.) А меня «вытащил» 
Грант, капитан «Детройта», победитель двух последних «шоудаун».
     Но зато теперь я уже знал, что не так страшен черт, как его малюют. Все 
шайбы, брошенные Ситтлером, я взял. 3:0 в мою пользу. Грант забил только один 
гол. Значит, окончательный счет 5:1. Чтобы попусту не тратить нервную энергию, 
ухожу в раздевалку – ждать итогов соревнований Эстрема против Ляроша и Кларка. 
И вот дверь открывается, входит Эстрем. Вижу, радостный. Неужели он взял все 
шесть шайб и обошел меня? Эстрем подходит ко мне. «Сколько?» – спрашиваю я. 
«Три», – показывает он на пальцах. Три из шести? Все бросились меня 
поздравлять: я вышел в финал. Из европейских форвардов финалистом стал чех 
Глинка. У канадцев в финал вышли вратарь Стивенсоп и нападающий Грант.
     В финале первым в ворота встал Стивенсон. Глинка забил ему две шайбы, 
Грант – одну. Меня это почемуто окончательно успокоило. Я вышел на лед и 
подумал: «А ведь тебе ничто не мешает установить рекорд: шесть из шести. 
Вперед!» И действительно, все шесть попыток окончились моей победой. Я завоевал 
первый приз среди вратарей, Иван Глинка – среди нападающих. Так закончилось это 
необыкновенное соревнование.