открылись, и мы въехали внутрь. Как и в очень многих других местах, в России 
небольшая сумма денег может быстро изменить правила. Нам рассказали историю об 
авиакатастрофах лета 2004 года, когда два самолета внутренних рейсов упали с 
интервалом в несколько минут. Позже расследование показало, что сотрудники на 
досмотре за взятку позволили двум женщинам пронести ручную кладь в самолет без 
ее просвечивания. Видя, как легко мы только что въехали на закрытую парковку, 
понимаешь, как могут проходить такие вещи.
Взяточничество здесь остается образом жизни. Русские часто говорят, что 
строительство нового здания может стоить 40–50 миллионов долларов, но откаты и 
взятки обойдутся в дополнительные 5-10 миллионов. Игорь рассказал нам известный 
русский анекдот, красноречиво говорящий о москвичах всё. Бизнесмен пытается 
добиться от политика какой-то услуги, предлагает тому 20 тысяч и поясняет, что 
никому необязательно знать о его причастности. Политик отвечает: «Дай мне 50 
тысяч, и узнают все». Мы проехали на метро, посетили ГУМ и запаслись товарами, 
которые не могли купить в Магнитогорске. Сходили в московский цирк и на балет в 
Большой театр. Ели только гамбургеры и ребрышки, чтобы вспомнить вкус Северной 
Америки. Мы не можем найти эти продукты в Магнитогорске, а поскольку мангала у 
нас нет, то и приготовить сами тоже не можем. В последний день, воскресенье, мы 
вчетвером сходили в собор Василия Блаженного, знаменитый памятник архитектуры, 
в коммунистические времена закрытый для проведения религиозных служб. Этот 
собор мне особенно дорог, потому что на одной из моих самых любимых фотографий 
наш сын Энди стоит на его фоне.
Энди приезжал со мной в 1987, предолимпийском году, когда мы участвовали в 
престижном турнире газеты Известия. В воротах у нас был Шон Бурк, оборону 
цементировали Зарли Залапски и Рэнди Крэгг, а числе нападающих был Марк Хэбшайд,
 нынешний тренер сборной Канады. Мы приехали на турнир в качестве вечно 
проигрывающих — ни одна канадская команда не выигрывала в России ни единого 
матча с той самой серии 1972 года. Подступали последние дни советской хоккейной 
машины: с Фетисовым и Касатоновым в защите и Ларионовым, Крутовым и Макаровым в 
атаке. Это была классическая ситуация: Давид против Голиафа, и в этот раз Давид 
победил. Через четыре месяца после того, как сборная Канады-87 с Гретцки, Лемьё 
и Лэрри Мёрфи выиграла кубок Канады в трех тяжелейших матчах, все из которых 
закончились с одинаковым счетом 6–5, мы обыграли практически ту же команду 
русских на их собственной земле. Это был волшебный момент, но он остался 
незамеченным в Канаде, поскольку телевидение этот турнир не показывало.
Хотя, в конечном итоге, наша победа, возможно, подорвала наши шансы на успех 
спустя 4 месяца на Олимпиаде 1988 года в Калгари (где Sports Illustrated 
пророчил нам золотые медали и русским — историческое поражение), потому что 
встревожило и обеспокоило советских. Мы уже не могли увести у них победу из-под 
носа, как это сделали американцы в 1980, совершившие Чудо на Льду. К турниру в 
Калгари советская команда набрала максимальную форму, и мы не смогли повторить 
свой известинский успех на Олимпиаде. И всё-таки, это был запоминающийся момент 
в моей тренерской карьере. В прошлом году, на чемпионате мира в Вене, я сел 
рядом с Виктором Тихоновым и его сыном (который некоторое время поработал 
тренером в системе San Jose Sharks) и спросил его, какую свою команду он считал 
наилучшей за всю тренерскую карьеру. Он ответил: «Команду 1987-88 годов».
17 декабря
Ох, Россия… через день после того, как казалось, что Молоту не выжить, клубу 
организовали кредит на миллион долларов, на расходы до конца сезона. 
Единственная проблема в том, что, поскольку хоккеистам так долго не платили и 
команда неминуемо должна была распасться, с десяток хоккеистов объявили свои 
контракты аннулированными, подписали новые с другими клубами и уехали из Перми. 
Так что, два дня тому назад у Молота были игроки, но не было денег; сегодня у 
них есть деньги, но нет хоккеистов. Чтобы доиграть до окончания сезона, Молоту 
придется сделать то, что уже сделала чуть раньше Лада — набрать с дюжину 
игроков из клубов низшей лиги или набрать в аренду молодежь из команд Суперлиги.
 Я начинаю что-то понимать в экономике российского хоккея. Точнее, в его 
бизнес-модели. По сути, ее нет. Каждый клуб работает в убыток.
В НХЛ доходы от продажи билетов составляют большую часть валового дохода любого 
клуба. В России — не так. Билетные поступления несущественны. Билет на матч 
стоит от двух до семи долларов, в зависимости от города и места на стадионе. В 
любом случае, это дешево. Со временем цена может вырасти, с ростом 
благосостояния народа, но не думаю, что доходы от продажи билетов составляют 
больше 5-10 процентов любого клубного бюджета. Они минимальны. От телевидения 
денег не поступает. Но телевизионное освещение желательно, потому что помогает 
привлекать спонсоров; потенциальных спонсоров привлекают тем, что в 
телерепортажах будет видна их реклама на бортах.
90 процентов доходов поступает от рекламы или от спонсоров. На наших свитерах 
нарисованы логотипы спонсоров. Очень развита реклама на бортах — нечто, что НХЛ 
фактически позаимствовала у европейских лиг. Но в основном, у каждого клуба 
есть главный спонсор, гарантирующий оплату расходов в каждом конкретном году. 
Главными спонсорами могут быть физические лица или компании. У Динамо — это 
люди, дающие деньги в частном порядке. У некоторых клубов спонсоры — 
правительства. В Уфе, например, государство бесплатно предоставляет клубу 
здание дворца спорта. Клуб не платит аренду за пользование им. В других местах 
аналогично — региональные правительства предоставляют финансирование, потому 
что хотят иметь у себя команду; это помогает региону или городу 
самоидентифицироваться. С новыми дворцами приходит практика создания ВИП-лож, 
но даже они используются не столько для получения прибыли, сколько для 
привлечения спонсоров и рекламодателей.