пропорции пятьсот к одному.
Именно такой кофе в ассортименте предлагался журналистам в пресс-центре 
чемпионата мира-1996 в Эдмонтоне. Репортажи (с учетом разницы во времени) 
приходилось писать по ночам, и однажды – ближе к концу соревнований, когда 
хронический недосып стал уже совсем невыносимым, – я отправилась на поиски 
более тонизирующего, чем в пресс-центре, напитка.
Продавщица передвижной кофейни, установленной на одной из трибун, оказалась на 
редкость милой. На мой вопрос: «Что тут у вас покрепче?» она выставила на выбор 
два стеклянных кофейника, в которых плескалась подозрительно прозрачная 
коричневатая жидкость.
– А двойной сделать можно? – с надеждой спросила я.
– No problem! – заулыбалась девушка. С этими словами она щедро, с двух рук, 
плеснула жидкость в два пол-литровых бумажных стакана и следующим движением, с 
гордым восклицанием «Двойной!», лихо опрокинула обе емкости в картонное ведерко 
для попкорна.
Оставшиеся дни история ходила среди европейских коллег как анекдот. Потом 
забылась. Но вспомнилась снова, когда в начале осени я отправилась в посольство 
США получать визу для поездки в Олбани на чемпионат мира среди профессионалов.
Соревнования с таким названием в Америке более двадцати лет проводил двукратный 
олимпийский чемпион Дик Баттон. Приехать на турнир меня пригласила его 
помощница Ирина Риббенс, с которой, в свою очередь, меня в начале 1990-х 
познакомила Роднина. Проблема заключалась лишь в том, что в те годы 
американское посольство крайне нежелательно выдавало визы гражданам бывшего 
СССР, ужесточив процедуру оформления до абсурда. Выезжающему нужно было 
запастись каким-то немыслимым количеством справок, подтверждающих его 
благонадежность, состоятельность, семейный статус и множество прочих вещей, 
после чего – при личном собеседовании – он должен был аргументированно убедить 
представителя консульства в том, что, получив визу, ни в коем случае не 
намеревается остаться в США навсегда.
Сдав документы и отсидев в зале ожидания пять с половиной часов, я поймала себя 
на мысли, что ни в какую Америку уже не хочу в принципе. Настроение было 
злобным. Когда консульский помощник назвал мою фамилию, я встала и молча 
подошла к окну.
– Вы когда-нибудь бывали на американском континенте? – прозвучал первый вопрос.
– Да. Более того, в приглашении, которое вы держите в руках, написано, что я 
выиграла Олимпийские игры, которые в семьдесят шестом году проходили в Канаде. 
В девяносто втором я была представлена в Зал спортивной славы плавания в США, о 
чем тоже написано в этой бумаге, – по-английски, тщательнейшим образом 
контролируя интонацию и артикуляцию, ответила я.
Американец надолго задумался. И выдал фразу, от которой я чуть было не села на 
пол:
– То, что вы выиграли Олимпийские игры в Канаде и представлены в Зал славы в 
США, не может являться убедительным доказательством того, что вы когда-либо 
были на американском континенте лично.
– Тогда мне остается поздравить американское правительство с тем, что у него 
такие творческие и бдительные сотрудники, – язвительно парировала я. – Верните, 
пожалуйста, паспорт.
Явно нештатная ситуация повергла чиновника в замешательство:
– Подождите. Вы утверждаете, что все-таки бывали в Америке. Вам там нравится?
– Нет.
– Но почему???
– Видите ли, я – журналист. Привыкла работать по ночам и пить кофе. Много кофе. 
Должна вам сказать, что напиток, который подают под этим названием в вашей 
стране, равно как и в Канаде, не имеет к кофе никакого отношения. Вас кто-то 
обманул…
Через час мне отдали паспорт. В нем стояла многократная американская виза 
сроком на три года.
* * *
В Олбани я добралась без проблем и сразу окунулась в совершенно новый для себя 
мир. Потрясало все. От суперльготных (не дороже восьмидесяти долларов за сутки) 
цен за номер в роскошнейших пятизвездных отелях, установленных специально для 
гостей чемпионата на весь срок его проведения, до блистательно продуманной 
организации всего процесса. Эксклюзивное интервью можно было получить у любой 
звезды по первому требованию – для их организации в команде Баттона существовал 
целый штат сотрудников. Они же снабжали прессу самыми удобными билетами, 
оговаривая лишь одно, но категорическое условие: хочешь стоять непосредственно 
у кромки льда – будь добр, оденься в черное. Таковы были требования 
телевидения: нижние ярусы стадиона ни в коем случае не должны были бликовать 
ничем, кроме драгоценностей. В черное одевались судьи, технические специалисты, 
фотографы, и даже бортики катка и постаменты для телекамер на время выступлений 
затягивались матовым бархатом.
И никакой рекламы.
Свои соревнования Баттон начал проводить в 1973-м. Хотя задумал их на десять 
лет раньше, когда сам, обладая помимо пяти мировых и двух олимпийских высших 
титулов званием семикратного чемпиона США, понял, что ему не выиграть в восьмой 
раз.
Он с блеском окончил знаменитый Гарвардский университет, собирался продолжить 
юридическое образование, но понимал при этом, что гораздо больше хочет остаться 
фигуристом. Однако даже в своей стране 32-летнему спортсмену все чаще давали 
понять, что пора уйти – освободить путь к медалям более молодым спортсменам.