характера—она руководитель, организатор. Она может и любит что-то пробивать для 
школы, судить соревнования, затеять что-то новое в нашем виде спорта. У нее на 
все своя точка зрения, хотя возможность стать прославленным тренером чемпионов 
у нее была. Но в тот год, когда у Иры подросли ученики и обещали стать 
классными спортсменами, она родила ребенка, помогать было некому, и несколько 
лет она провела дома, полностью выключив себя из тренерской работы.
Немного существует в жизни каждого из нас людей, кого мы стремимся видеть 
всегда. Ира Люлякова относится именно к этим людям.
Ира Возианова. Двадцать лет назад моя подруга, с кем я начала заниматься 
фигурным катанием, Ира Данилова, тогда еще Данилова, а не Возианова, по совету 
нашего молодого тренера, оставила спорт и перешла в училище при Государственном 
ансамбле народного танца СССР. Чайковская точно угадала Иринино счастье. Вот 
уже двадцать лет не ослабевает ее влюбленность в ансамбль, преклонение перед 
руководителем коллектива Игорем Александровичем Моисеевым. Я быстро разделила и 
разделяю по сей день чувство Иры.
У Иры в ансамбле работали родители, сама же она специально танцами не 
занималась. Но с первых же ее уроков в училище вместе с ней начала учиться и я. 
Повторяла все знаменитые моисеевские номера — арагонскую хоту, молдавский танец,
 тарантеллу. Ира вся светилась от счастья, что оказалась в ансамбле. Я выучила 
с ней всю программу ансамбля начала шестидесятых годов и была счастлива не 
менее.
К сожалению, большой, серьезной партии Ира у Моисеева не станцевала, хотя была 
занята во всех постановках и объездила с ансамблем весь белый свет. Это обидно. 
У Иры такие легкие ноги, она такая сценичная. И даже сейчас, когда ей осталось 
работать всего год, она сильно переживает, что ее не поставили в какой-то номер.
 Она хочет и умеет танцевать, но теперь за подобные желания полагается слишком 
дорого платить. Ее пятнадцатилетний сын Коля-, находясь в том возрасте, когда 
дети, кроме себя, ничего вокруг не замечают, уговаривает маму лечь, видя, как 
болят у нее ноги.
Она человек очень эмоциональный. Может прибежать ко мне днем на тренировку и, 
запыхавшись, выдохнуть: «Он такое ставит (это о Моисееве), ты сойдешь с ума! Я 
плачу на репетициях от восторга!»
У Иры есть черта характера, которая, как мне кажется, передалась мне. Она, если 
смотрит балетный спектакль, видит в нем только то, что ей нравится. Есть люди, 
которые, наоборот, замечают только недостатки! Ире доступны прежде всего 
достоинства. И Ира может позвонить мне в одиннадцать и сказать: «Тань, ты 
устала, приезжай, я тебя накормлю». Нас всех научила готовить Возианова, потому 
что кулинарка она изумительная.
Ира хозяйка, каких сейчас нет, и это при том, что из-за гастролей она по 
полгода не бывает в Москве. Зато в оставшиеся полгода она, наверстывая, 
заготовляет в немыслимом количестве варенья и консервы. Возможно, частые 
отъезды Иры спасают ее мужа Юру и нас, ее друзей, от переедания.
Ужасно одиноко чувствуешь себя в Москве, когда в ней нет ли Люляковой, ни 
Возиановой, ни Неёловой. Впечатление, что ты в пустыне или что жизнь проходит 
зря. Причем совсем не обязательно им сидеть у меня или мне ездить к ним. Важно 
знать, что они здесь, рядом, всегда можно снять трубку и позвонить. Услышать 
родные голоса. Когда Иру провожаем в долгую гастрольную поездку за рубеж, на 
три-четыре месяца, то мы все подруги плачем. Раньше не могли утерпеть и писали 
ей длинные письма.
Марина Неёлова. Иногда мы тренируемся в тех городах, где летом гастролирует 
«Современник». Тогда мы с Машей счастливы и живем вместе, в одном номере, 
правда, наговориться за эти дни все равно не успеваем. С Неёловой мы 
познакомились лет восемь назад, но у нас с ней такое впечатление, будто мы 
знаем друг друга чуть ли не всю жизнь. Будто с детства вместе. Маша человек 
интересный, тонкий, талантливый. Все лучшие слова, которые можно сказать о 
настоящей драматической актрисе, относятся к Неёловой. Ей я стыжусь показать 
некачественную работу и, наоборот, стремлюсь, чтобы Маша посмотрела программу, 
если чувствую, что она удалась.
Я стараюсь чаще бывать у нее в театре. Мы часами разговариваем о моем деле, о 
ее ролях. Полуночные разговоры, не дающие нам спать. Разговоры о том, как надо 
и не надо играть, как надо и не надо ставить спектакли. В наших профессиях есть 
схожие моменты. Люблю смотреть ее репетиции, когда уже роль получается, впрочем,
 неудачных работ у Неёловой в театре я не видела. Иногда она звонит и говорит: 
«Я запрещаю тебе смотреть такой-то фильм, я с тобой не буду больше видеться, 
если ты его посмотришь». Я этих фильмов не смотрела, следовательно, и в кино ее 
плохих ролей не знаю.
Зато на ее спектаклях я испытывала такие чувства, которые вообще счастье в этой 
жизни испытать. Когда я смотрела «Спешите делать добро», «Три сестры», 
«Валентин и Валентина», «Вечно живые», мне казалось, что участвую в действии 
так же, как и Маша. Полное растворение в пьесе. Даже не помню, есть ли в них 
антракты.
Счастье дружить с таким творческим человеком, как Неёлова. Она никогда не 
бывает собой довольна. Мне нужна ее дружба, потому что Маша — мой главный судья,
 потому что оценка Маши всегда правильная. Человек, не умеющий ни в чем 
фальшивить, она точно ощущает любую неправду, даже на льду. Она никогда не 
скажет, что ей нравится то, что на самом деле ею не принято. Именно Маша дает 
окончательное разрешение на выпуск новой программы. Она приезжает в свободный 
вечер на СЮП, очень серьезная (сама за рулем), и я трепещу так, как будто 
сейчас начнутся международные соревнования.
Режиссура танца, работа над образом, подтексты, второй план — сколько мне дало