бронзовой медали Киры Ивановой и в пятом месте Ани Кондрашовой на этой 
Олимпиаде есть большая доля заслуг Водорезовой с Жуком.
А Фадеев, Фадик, как его называют фигуристы, первым в мире продемонстрировавший 
прыжок в четыре оборота! Фадеев выиграл в 1984 году золотую медаль Европы. Как 
Жук хотел, чтобы его ученики боролись за медали в Сараеве. Но Лену уже 
подготовить к Играм не смог, и Фадик получил травму, растянув связки буквально 
за две недели до отъезда в Югославию. Это несчастный случай, но в нем есть 
определенная закономерность. Мне кажется, Жук устал.
Говорят, что Жук жестокий. Конечно, он суров, но только по отношению к работе. 
Я не раз видела, как его ученики, правильнее сказать, его дети, по рассказам, 
будто бы замученные и угнетенные им, обнимали Стаса, ползали по нему, когда мы 
летали вместе в самолетах (самолет, по-моему, становится самым популярным 
местом общения тренеров сборной) на чемпионаты и турниры. Они всегда относились 
к Жуку, как к отцу с тяжелым характером, но единственному и родному. Дети не 
хуже взрослых понимают, кто определяет их судьбу. Мне может нравиться или не 
нравиться стиль работы Жука, стиль исполнения программ его ведущих учеников, но 
я не могу отрицать: человек нелегкой судьбы, Жук — тренер, который всегда 
стремился к прославлению своей Родины.
Не испытывая к Жуку теплых чувств и практически не встречаясь с ним, вижу, что 
ему нелегко, что он страдает и мучается, и тренерский хлеб достается ему не 
только с потом, но и со слезой, хотя он никогда не жалуется. Впрочем, мы почти 
с ним не разговариваем. С ним трудно общаться, он обособленный человек, не 
хочет никого к себе подпускать.
Когда у меня оказались Роднина и Зайцев, прошедшие рядом со мной шесть и 
счастливых и тяжелых лет, дважды, тренируясь у меня, победившие на Олимпийских 
играх, я никогда не забывала, что их воспитал Жук. Я могла подобрать им музыку, 
на мой взгляд, лучше, чем он, поставить программу, на мой взгляд, интереснее, 
чем он — все равно они были его детьми. Он «родил» их, он их воспитал. Точно 
так же, как и Моисеева и Миненков, какого бы тренера ни меняли, оставались 
моими учениками, моими детьми.
После того, как Ира и Саша начали заниматься у меня, Жук много лет со мной не 
здоровался, считая, что я их позвала к себе. Жук был неправ. Но понять я его 
могла.
Я отдаю должное тренерскому таланту Станислава Жука. Историю мирового фигурного 
катания без него написать невозможно.
Игорь Москвин и Тамара Москвина. За работой Игоря Борисовича Москвина я 
наблюдала еще в те годы, когда каталась сама, так как он вел тогда две сильные 
пары. Работал он с ними очень интересно, но по-своему, несколько парадоксально, 
вроде бы вопреки всем канонам, зато на льду сразу по фигуристам было видно, чьи 
они ученики. Повторить Москвина очень сложно, у него трудный почерк. Игорь 
Борисович, пожалуй, больше других советских тренеров работал в мужском 
одиночном катании. Многократный чемпион страны Владимир Курбенин, такие 
известные фигуристы, как Юрий Овчинников, Игорь Бобрин, Владимир Котин, 
тренирующийся сейчас у Чайковской, — все они вышли из «школы» Москвина. С 
семи-восьми лет эти фигуристы начинали познавать спорт у него. Он их вырастил, 
выучил, воспитал, поставил на коньки. В то время, когда только начал 
раскрываться талант Юры Овчинникова, у меня пошел отсчет по годам тренерского 
стажа. Мы с Игорем Борисовичем оказались на совместном сборе (он привез 
Овчинникова), и какое-то время я работала рядом с ними на одном катке. 
Наблюдение за великолепным спортсменом и прекрасным тренером, их общение на 
занятиях и на отдыхе вылились для меня в хороший семинар по тренерскому 
мастерству. Огромная популярность Овчинникова, а позже и Бобрина, заслонила 
собой, возможно, даже и от специалистов такую простую истину, что тонкий вкус, 
остроумие, с которым эти фигуристы выполняли свои композиции, был им привит 
Игорем Борисовичем. Несколько лет Москвин ни с кем не работал. Мне кажется, он 
тяжело переживал уход сразу четырех своих учеников: Овчинников вообще оставил 
занятия спортом, выбрав поначалу тренерский путь, к нему перешли Игорь Бобрин и 
Леня Казнаков, Котин уехал в Москву. И очень радостно, что Игорь Борисович 
нашел в себе силы, чтобы вернуться к нашей сумасшедшей жизни.
Но не просто вернуться. Он взял пару — Ларису Селезневу и Олега Макарова. Они у 
него выиграли юниорский чемпионат мира, позже стали второй парой в стране, 
четвертой в Европе, а в Сараеве, вопреки всем прогнозам, обошли два сильных 
дуэта из ГДР и стали бронзовыми призерами. Я снова вижу почерк Игоря Борисовича 
в новых элементах и нестандартном подходе к парному катанию.
Игорь Борисович начинает работу с учениками сразу с подбора музыки, как правило,
 классической или из нового балетного спектакля. Когда-то он поставил Бобрину 
программу под музыкальные пьесы Мусоргского «Картинки с выставки», и это, 
безусловно, было тогда новаторством. Выбор Москвиным музыки для спортивных пар 
всегда предусматривает и предопределяет образность программы, четкое 
взаимодействие партнеров, а не автоматическую параллельность движений. К тому 
же на протяжении всего проката Москвин требует от партнеров не терять 
выработанных взаимоотношений, то есть постоянно придерживаться, даже в момент 
подготовки к выполнению сложного элемента, того образа, который в данной 
композиции придумали тренер и хореограф, что в парном катании сделать очень 
сложно. Композиция Москвина — это не просто скольжение из угла в угол с 
накручиванием сложных элементов. В его программах всегда есть идея или, другими 
словами, чисто балетная канва. Впечатление такое, будто он перед постановкой 
пишет либретто. Даже в короткой программе Селезневой — Макарова (показанной на 
Играх в Сараеве) он удивил всех, поставив им ее на блюз — мелодию, принятую у 
танцоров. Если пары и используют блюз, то только в произвольной программе, но