десять копеек на расходы, и я, очень самостоятельная, собирала сама сумку и 
отправлялась на тренировку. Деньги не экономила, всегда покупала в трамвае 
билет. «Зайцем» ездить не могла. Мне казалось, что у меня на лице написано, что 
я не заплатила за проезд.
Потом, уже на соревнования, начала приходить мама. Отец появился на трибуне, 
когда мне уже исполнилось четырнадцать лет. У нас проходили соревнования, и я 
выполнила на них норму первого разряда. Следующий его визит на соревнования 
фигуристов, в которых участвовала дочка, состоялся спустя еще четыре года, во 
Дворце спорта в Лужниках.
В четырнадцать лет я входила а команду фигуристов московского «Труда», и меня 
взяли на юг, на тренировочный сбор. О, какой восторг и упоенье! Завязались под 
южным небом первые романы, с утра и до ночи я ела фрукты, периодически посылая 
родителям телеграммы, чтобы они выслали еще хотя бы три рубля.
Без СЮПа я не могла представить свою дальнейшую судьбу. И мне выпало огромное 
счастье, когда после недолгих мытарств в ЦСКА меня, девятнадцатилетнюю, взял на 
работу Вячеслав Васильевич Хатунцев, тогдашний председатель спортобщества 
«Труд», и определил тренером на СЮП. Для тренерской деятельности я не имела 
ничего, в том числе и образования, было одно страстное желание работать. И вот 
я снова вместе с парами, вместе с танцорами оказалась на том же открытом катке. 
Закрытый, искусственный, все еще принадлежал одиночникам и чемпионам.
Новый каток строился очень долго, и построен не очень толково. Зал для 
хореографии и общефизической подготовки всего лишь один, раздевалок мало, 
дневной свет на лед почти не попадает, искусственное освещение слабое. Нет 
тренерской комнаты. Каток примыкает к легкоатлетическому манежу, в котором есть 
то, чего нет у нас,— много света и воздуха. Мы ждали, что сначала начнут 
строить каток, но вышло наоборот. Манеж теперь часто пустует, на него затрачены,
 кстати, те же деньги, что и на наше неказистое сооружение, а мы выкраиваем 
время, чтобы могло пройти как можно больше фигуристов. Но все равно он самый 
родной и любимый — наш каток.
Любовь к своему стадиону и катку настолько крепка в сюповцах-фигуристах, что 
когда открывался новый каток, на торжество собрались все, кто когда-то 
тренировался на старенькой площадке. Меня много раз приглашали работать 
тренером в ЦСКА и «Динамо», но изменить СЮПу я не могу. На СЮП я прихожу, как к 
себе в дом, где тебе удобно, где знаком каждый уголок, где с тобой здороваются 
даже самые маленькие фигуристы, и ты видишь в них родных для себя людей.
На новом катке сохранились традиции устраивать прекрасные елки, проводить по 
праздникам показательные выступления для родителей.
31 декабря у нас обычно две тренировки, а в шесть часов вечера мы приглашаем ка 
каток всех близких нам людей и всех тех, кто раньше катался на этом льду, 
приглашаем выпить с нами бокал шампанского, пожелать успехов в новом году.




Мои родители


Моя семья — это начало начал моей тренерской биографии. Моя семья — с ее 
дисциплиной, подчинением всего в жизни главной цели, дружбой, связывающей всех 
ее членов, — помогла мне после травмы вернуться на лед тренером. Огромная доля 
в создании моей биографии принадлежит нежной, настойчивой, а когда надо, 
суровой маме, но особенно важна роль отца, пример его жизни. Тем не менее 
рассказ о родителях я хочу начать с мамы.
Мама живет в таком ритме, что, мне кажется, если б я попробовала его на себе, 
то вскоре бы умерла. Работать она пошла с шестнадцати лет: воспитательницей, 
пионервожатой... Ей сейчас 66 лет, на пенсию ее долго не отпускали, и ушла она 
лишь в шестьдесят, набрав стаж сорок четыре года. Работать приходилось и летом, 
в дни каникул, когда училась в институте. В семье их было три сестры, брат 
погиб на фронте, и жилось, прямо скажем, нелегко.
Мама — это продолжение бабушки. А бабушка была уникальным человеком. Звали ее 
Валентина Константиновна. Доброты необыкновенной, порой казалось, что чужих она 
любила больше, чем своих. Она вырастила нескольких девочек, помимо своих детей, 
и они теперь нам — как родные тетки, а их дети — как братья и сестры. Бабушка 
могла отдать последнее. Ничего не жалела, никого не ругала. И я вижу, что у 
матери очень много бабушкиных черт, и чем она становится старше, тем больше на 
нее похожа, по отношению к людям, к семье, подругам. По абсолютной честности. 
Маме вечно некогда, она все время что-то делает, а главное, все время кому-то 
помогает.
Она у нас основа семьи. Ее слово для нас закон. Мы боимся ее расстроить. По сей 
день я стараюсь не показываться ей на глаза с сигаретой, не столько из-за того, 
что она огорчится, сколько из-за страха. Мы ее побаиваемся. И сестра, и я. Хотя 
отец и знаменит своим крутым характером, мы его не боимся, а перед матерью 
трепещем, глядя ей в глаза, никто не может соврать.




Наша учеба никогда не обсуждалась дома. Само собой разумеется — учиться 
полагается хорошо. А вот уборка квартиры, натирка полов, стирка — это лежало на 
нас, и мать железно контролировала домашнюю работу. Нам было запрещено