долго устраиваюсь, надо встать удобно, чтобы ни разу не покачнуться. Я не слышу 
в этот момент никого, кто бы ни обращался ко мне с вопросом. Я дышу, шумно дышу,
 ребята говорили, что на льду можно слышать мое дыхание. К тому же у меня 
начинается такое сердцебиение, что, как ни дыши, воздуха в легких все равно не 
хватает.
Я дышу, задыхаюсь, пульс у меня такой же, как и у них,— это проверено, измеряли,
 Когда Роднина и Зайцев выходили на лед в Лейк-Плэсиде, у меня руки свело так, 
что в течение получаса после их короткой программы кисти буквально окостенели, 
и мне пришлось делать уколы, чтобы снять напряжение в руке и я могла бы 
пошевелить пальцами.
Не люблю, когда стараются обратить внимание телезрителей во время выступлений 
спортсменов на их наставников. Что там показывать? Тренер в эти минуты каменный 
истукан. А я еще тихо голову начинаю втягивать в плечи. Пока она почти 
полностью в шубе не исчезает. Отвлечься на что-нибудь, когда выступают твои 
спортсмены, нельзя ни на секунду: надо все время их вести, управлять их шагом, 
чувствовать каждое их движение. Мне кажется, что я передаю им и свои силы, 
чтобы появились у ребят на льду дополнительные возможности. Я верю, что между 
тренером и учениками во время соревнований существует какая-то необъяснимая 
телепатическая связь. Может, действительно есть эта ниточка. Иначе отчего же я 
чувствую каждый жест спортсменов так, будто сама на льду? Все выступление через 
себя пропускаю. И замечаю ошибки, которые не видит никто. И ощущаю, когда 
ребята устали, когда надо им помочь. Иногда за полчаса до старта я оказываюсь в 
состоянии тревоги. Сделать с собой ничего не могу. Знаю, сегодня кто-нибудь из 
них упадет.
Тяжело стоять у льда. Все равно что выходить на сцену. Привыкнуть к этому 
невозможно. Состояние свое в эти минуты регулировать невозможно. Нельзя ни на 
секунду расслабиться и выпустить воздух. Надо катать с ними и катать до самого 
конца. Но вот когда они кончили, можно сбросить все напряжение и с улыбкой 
смотреть в камеру. И пусть кого-то раздражают наши объятия. Ведь это все 
естественно. Это первая и искренняя благодарность за совместно пройденный кусок 
жизни. Потому что жизнь наша измеряется от проката до проката. Так месяцы 
проходят, годы.




Неповторимые руки Иры Моисеевой


Помню, меня ругали дома, когда в Одессе, на чемпионате страны, Наташа упала и 
все телезрители видели, как я от нее после выступления отвернулась. Не могла я 
в эту минуту смотреть на Наташу, но не потому, что рассердилась на нее, а не 
знала, что ей сказать? Ругать? Ругать сразу нельзя, надо разобраться, надо 
понять, почему это случилось. Это надо и самой осмыслить, и ей дать возможность 
подумать. Ничего ведь случайно не происходит.
Камеру в такие минуты не замечаешь. Живые ведь люди. И не актеры. Не хочется 
улыбаться, когда проиграл. Вот когда победил, настроение другое, и радостью 
этой возникает желание поделиться. Когда все хорошо, машешь рукой, прежде всего 
домашним: мол, жива еще и могу сама передвигаться, А если твой ученик откатался 
плохо, зачем улыбаться, зачем обманывать людей. Второй попытки у него не будет. 
Я стараюсь сама и учу своих ребят вести себя всегда естественно. Быть 
органичными в любой ситуации, в которой оказались.
Зал, зрителей я не вижу. Слышу только его реакцию. Да и в лица ребят я не 
смотрю. Слежу за их ногами. По ногам я могу определить, с каким настроением они 
катаются. Много лет назад я, выступая сама, во время проката посмотрела в глаза 
моему тренеру Елене Чайковской, В ее взгляде было столько напряжения, что я 
сразу же упала. С тех пор я смотрю выступления своих учеников, не поднимая глаз.

Вывести из состояния отрешенности, когда во время выступления твоих учеников ты 
стоишь у льда, не может никакой человек и никакое событие.
Я наблюдала за другими тренерами во время соревнований. Все стоят, захваченные 
целиком выступлением своих учеников. Никто не позирует, никто не следит за 
камерами, а женщины-тренеры забывают, что они женщины и что их показывают 
крупным планом. Все помнят только одно — они тренеры, И для них то, что в 
течение пяти минут происходит на льду,— главное событие жизни.
Лично у меня никакого особенного напутственного ритуала никогда не было. 
Родниной и Зайцеву я обычно говорила: «Ну, давайте, милые!" Впрочем, говорила 
это скорее для себя, чем для них. Бестемьянова и Букин с последними аккордами 
предыдущего дуэта становились рядом и смотрели мне в глаза. Я по очереди кивала 
и одному и другому: мол, мы все трое готовы. Они кивали мне в ответ и выезжали 
вперед, а я оставалась у кромки льда. Сколько раз я их уже так провожала?




Бестемьянова и Букин


Рассказывать о Наташе Бестемьяновой и Андрее Букине мне труднее всего. Они 
сейчас моя первая пара. В них я влюблена, как когда-то была влюблена в Иру