используют. И тут вдруг я сообразил, что нас всех скопом обидели. Она ведь 
говорила на кокни, а там «эй» меняется на «ай», так что на самом деле ее слова 
были: «Bloody gays». Она ошиблась. Ни одного человека, имеющего хотя бы самое 
отдаленное отношение к этому племени, в компании не было. Впрочем, дама просто 
обиделась. Совсем ее добило, когда самый ретивый, потому что самый пьяный, 
предложил ей исполнять роль девушки, которая носит карточки с номерами раундов 
в перерывах. Она, очень уязвленная, спросила, где же тут ходить, и ей ответили: 
«Вокруг нашего стола».
Ну а потом произошло самое неожиданное. Она начала смотреть, сначала нехотя, а 
потом все больше увлекаясь. И именно Диана возмущалась громче всех, когда 
Джонсу ошибочно считали нокдаун. Велика сила бокса. Под конец девушка просто 
млела, к большому неудовольствию своего друга, и мне показалось, что Рой Джонс 
в этот момент находился совсем не по ту сторону Атлантики, по которую следовало.
 Он вполне мог в тот день найти компанию получше, чем Лу Дель Валле, и имел 
хороший шанс отправиться в самый настоящий нокдаун, причем без всякого 
принуждения.


Дальше все было совсем не так весело. Рой Джонс сдал очень резко и очень быстро.
 Как известно, с возрастом в первую очередь уходит скорость. Именно это 
случилось и с Роем, и тут же подтвердилось то, о чем иногда говорили и раньше: 
все его ошеломляющее превосходство над соперниками держалось именно на 
преимуществе в скорости. Ушло оно – ушел и Рой Джонс, осталась только его 
оболочка, которая из проведенных с тех пор двенадцати боев проиграла шесть. Но 
оболочка по-прежнему надеется вернуть все то, что ушло из нее.




Место у пьедестала (Рой Джонс)


23.01.2008


Один раз показалось, что Рою Джонсу удалосьтаки повернуть время вспять. Не 
очень явственно показалось, если честно (где-то в середине статьи об этом 
говорится прямо), но всем хочется верить в чудеса. Даже боксерам и журналистам. 
Вот и поверилось ненадолго.



Где-то в начале девяностых я зашел в кафе на Тверской. Едва мне принесли кофе, 
который то ли остыл, то ли никогда и не был горячим, как туда же зашел Когда-то 
Знаменитый Артист очень преклонных лет, одетый в когда-то дорогой костюм.

Времена были тяжелые, и за былую славу платили меньше, чем когда бы то ни было. 
Но Артиста его нынешнее положение, кажется, не смущало. Он посмотрел орлиным 
взглядом на стайку девочек. Те в ответ прыснули, он самодовольно улыбнулся, 
девчонки прыснули еще сильнее. Я сидел рядом с ними и услышал, как одна из них 
сказала что-то вроде: «Посмотри на этого старого дурака». Бедняга был кумиром 
девочек совсем другого поколения, а эти его знать не знали. Я посмотрел на него 
еще раз и понял девочек. Он не был похож на старого орла. Он был похож на 
старого петуха, чтобы не сказать на старую курицу.
Я еще тогда вспомнил, как, будучи еще молодым, в одном из своих старых фильмов 
Артист в финале играл своего героя стариком. Но жизнь обошлась с ним куда 
жестче, чем гримеры. Если его киношная старость была благородной, то реальная – 
жалкой. Артист между тем сел и продолжил играть глазами с девочками. Смотреть 
на это у меня уже не было сил. Я поскорее расплатился и вышел.
История эта произвела на меня настолько неприятное впечатление, что я 
постарался ее позабыть, что мне удалось. И чем дальше, тем меньше мне ее 
хотелось вспоминать, так как сам я тоже не молодел. И все-таки я ее вспомнил 
совсем недавно, когда зашла речь о состоявшемся в субботу бое некогда великих 
Роя Джонса и Феликса Тринидада. Я очень боялся, что из нее получится что-то 
вроде тех давних гастролей Когда-то Знаменитого Артиста в кафе на Тверской. То 
есть они себя будут видеть прежними, а зрители их – нынешними.
В первые два раунда казалось, что так оно и случится. Бывший полу-средневес 
Тринидад, накачавший вес, который почему-то ушел главным образом в ноги, 
побеждал потерявшего веру в свою неуязвимость Роя Джонса, который был временами 
так плох, как будто никем никогда и не был. Но потом гордость взяла свое, он 
разъярился, раздухарился и стал… нет, далеко не собой прежним, но все-таки 
теперь в нем по крайней мере проглядывали его былые качества. Бывший великий 
кудесник поймал кураж и, начиная с последней минуты третьего раунда и до 
последней минуты последнего уже не упускал его.
На этот раз обошлось. Но обойдется ли в следующий раз, если он будет? А ведь он 
будет.
Уходить, конечно, надо вовремя, но в самой такой постановке вопроса есть 
какая-то капитуляция перед жизнью. Все мы, мужчины лет с тридцати, а женщины, 
наверное, с двадцати пяти, ведем борьбу со временем, которую обречены проиграть.
 Но из этого же не следует, что с ним не надо бороться. Вот только борьбу