|
«Самое главное — это то, каким образом используется энергия, которой мы
обладаем... Когда по отношению к вам совершена несправедливость, вы должны дать
отпор с таким умом, с такой силой характера, с таким умением, с таким светом, с
такой теплотой, чтобы ваш враг был совершенно потрясен, ослеплен, сражен, то
есть преображен! Не уничтожен, не убит, нет! Возрожден!»
9. Оценка дела Уэсибы Морихэя
Несомненно то, что до войны Уэсиба учил эф-фективной в реальных единоборствах
технике, переданной ему Такэда Сокаку. Тренировки в его школе были настолько
тяжелыми, что травмы, часто тяжелые, были обычным явлением. Среди учеников
оставались только самые выносливые. Его лучшими учениками этого периода были
Сиода Годзо, Томики Кэндзи, Хираи Минору и Мочидзуки Минору. (Мочидзуки Минору
принес айкидо, дзюдо и Катори Синто-рю иайдо в Европу после второй мировой
войны. За свои заслуги получил награду французского правительства). Сиода Годзо,
очевидно, был лучшим из тех учеников Уэсиба Морихэя, кто остался верен
исходной технике Такэда Сокаку. Свидетельство этого — высокая эффективность его
системы Ёсинкан и использование ее для тренировок в полиции и армии.
После войны, постаревший и все более и более склоняющийся к религии, он сменил
основное направление своей школы с изучения боевого искусства на формирование
личности с помощью айкидо. В действительности же то, что до войны было жесткой,
но эффективной боевой системой, включавшей как нападение, так и защиту, теперь
стало религиозной философией, включающей измененную систему айки-дзюцу,
составившую репертуар айкидо.
В годы после поражения Японии такая постановка дела нашла плодородную почву.
Айкидо Уэсиба было одобрено оккупационными силами США в качестве допустимого
«мирного» занятия и распространилось, затмив все школы айки-дзюцу, открытые
бывшими учениками Такэда Сокаку. Долгое время в глазах всего мира Уэсиба
Морихэй представлял айкидо. Этот энергичный старый мужчина с длинной белой
бородой и сверкающими глазами стал своего рода олицетворением боевого искусства.
Без сомнения, Уэсиба Морихэй был сильной личностью, он подчинял своему влиянию
всех связанных с ним людей и вызывал в других такую любовь, что они были готовы
с радостью пойти ради него на большие жертвы. Мы никогда не узнаем, была ли эта
сила следствием его религиозных убеждений или это был врожденный дар.
Достаточно сказать, что этот дар активно им использовался и многие от этого
выиграли.
Однако, подобно тому, как ночь сменяет день, любое положительное явление имеет
отрицательные последствия. Так произошло и с айкидо. При том, что система
Уэсиба, возможно, и формировала лучшую «личность» за счет акцента на укрепление
характера и духовные аспекты, многие приемы школы выродились до того, что стали
неприменимы на практике. Теперь выполнение большинства из них стало возможным
только в случае помощи «противника», дающего себя бросить. Другие зависели от
активности участия противника в выполнении техники, когда он должен был
удерживать сильный хват, за счет которого защищающийся выполнял бросок.
То, что сам Уэсиба Морихэй мог свободно делать за счет своего глубокого знания
Такэда (Дайто)-рю айки-дзюцу и сверхчеловеческих личных качеств, другие могли
только изобразить выполняя то, что выгядело как стилизованная ритуальная
техника, непригодная в реальном единоборстве и часто требующая помощи «жертвы»
в ее собственном падении. Эти слова — вовсе не критика, поскольку Уэсиба
Морихэй считал свое искусство Путем к Богу, а не методом достижения
превосходства над другими смертными. Он был бы счастлив, узнав, что вошел в
историю как человек, превративший боевое искусство в путь мира через внутреннюю
гармонию его собственного метода.
«О-Сэнсэй» Уэсиба Морихэй умер в 1969 г. в том же самом возрасте, что и Такэда
Сокаку, и за несколько дней до годовщины смерти своего учителя. После него
осталась группа преданных ему учеников, взявшаяся продолжать начатое им дело.
Его сын Уэсиба Киссомару стал вторым главным мастером школы, и слава системы
продолжала распространяться. Но для многих Школа заключалась в Человеке, и
никто не мог заменить его. Когда свет его жизни угас, это было для его
последователей почти подобно солнечному затмению, оставившему отметку в истории
до того, как свет вновь упал на землю.
|
|