строгую иерархическую систему – каждый терпеливо дожидался, когда придет его 
очередь подняться на следующую ступеньку. Например, тренер, принимая решение, в 
каком отеле остановится команда или в каком ресторане она будет обедать, 
советовался со студентами последнего курса, а первокурсники стояли где-то у 
подножия иерархической лестницы, даже ниже менеджеров. Когда мяч выходил из 
игры, кто-нибудь кричал: «Новичок!», и за мячом бросался первокурсник, а не 
менеджер. Даже перерывы между тренировками проходили по строгой схеме. Сначала 
отдыхали три минуты, утоляя жажду, четверокурсники. Через полминуты их сменяли 
третьекурсники. Потом через минуту спешили на водопой второкурсники, и уже 
когда до окончания перерыва оставалась минута, тренер, будто спохватившись, 
разрешал попить колы первокурсникам.
Вообще все подчинялось концепции командной игры и строжайшей игровой дисциплине 
– импровизация, бахвальство индивидуальным мастерством и прочее «вольнодумство» 
всячески пресекались. Люди, хорошо знавшие Дина Смита, были уверены, что он 
скорее согласится проиграть матч, чем предоставить игрокам полную свободу 
действий. Смит сознательно шел бы на такие жертвы, поскольку считал, что в 
многолетней марафонской гонке победит только сплоченная команда, а не созвездие 
ярких индивидуальностей. Он также полагал, что привычка к дисциплине и полной 
самоотдаче, неприятие эгоизма с годами сослужат его игрокам хорошую службу. 
Открытое проявление эмоций не поощрялось. Если игрок допускал технический фол, 
на следующей тренировке он тихо сидел на скамейке запасных, потягивая кока-колу,
 а его товарищи наматывали лишние сотни метров, искупая тем самым его 
прегрешения.
С годами некоторые университетские игроки уходили в профессиональный спорт, но 
старая школа сказывалась: мало кто из них допускал технические фолы.
Программа «Каролины» преследовала одновременно несколько целей. Она требовала 
уважения к команде и ее руководителям, уважения к самой игре и к сопернику. 
Питомцы Смита никогда не допускали бестактности по отношению к противникам. 
Однажды, когда «Каролина» играла со слабой командой технического университета 
Джорджии и вела в счете с перевесом в 17 очков, Джимми Блэк и Джеймс Уорси 
позволили себе устроить небольшое шоу. Блэк дал Уорси скрытый пас из-за спины, 
а тот забил мяч сверху. Разъяренный Смит тут же отправил обоих на скамейку 
запасных. «Никогда не делайте этого, – сказал он. – Понравилась бы вам такая 
показуха со стороны соперников, если бы вы проигрывали 17 очков?»
В системе, созданной Смитом, была своя этика, цементирующая команду, что в 
нынешнем американском спорте можно считать редкостью. А в конце 70-х гг. 
учебная программа этого выдающегося тренера стала лучшей в стране, потеснив 
аналогичную программу, разработанную в Калифорнийском университете 
Лос-Анджелеса. Команда калифорнийцев к тому времени распалась. Сменявшие друг 
друга тренеры быстро ее покидали. К 80-м гг. от клуба остался лишь призрак 
былой славы, что, естественно, только укрепило позиции «Каролины».
Программа Дина Смита, казалось, была создана для той эры в истории баскетбола, 
когда авторитет тренера еще не испытывал давления со стороны материальных 
приоритетов. Это уже потом молодые талантливые игроки, не успев поступить в 
колледж, стали уходить в профессионалы, и их первый трехгодичный контракт 
заменял им три года учебы. Правда, к концу тренерской карьеры Смита новые 
веяния уже наблюдались. Лучшие из его воспитанников – Рашид Уоллес и Джерри 
Стэкхауз – задержались в студенческой команде ненадолго. И сделали ошибку: они 
ушли в профессиональный спорт менее подготовленными, чем их предшественники – 
Уорси, Джордан и Перкинс.
Спокойный, уравновешенный, даже замкнутый, Дин Смит был прямой 
противоположностью своего шумного предшественника на посту тренера «Каролины» 
Фрэнка Макгвайра – человека необычайно талантливого и наделенного истинно 
ирландским шармом. Смит, строго относившийся к себе, сознавал, что ему 
недостает харизмы. В отличие от многих других тренеров, он, казалось, лишен был 
всяких эмоций, находясь постоянно в одном и том же спокойном настроении. 
Коллеги за глаза подтрунивали над ним: странный тип – никакого эмоционального 
запала. Будь то проходной матч в начале сезона или решающая встреча в финальной 
серии – на лице Смита сохранялось ледяное безразличие. За это, кстати, игроки 
его любили. Он не трепал им нервы, а его спокойствие вселяло в них уверенность 
в победе.
Первые годы, проведенные в Северной Каролине, складывались для Смита нелегко. 
Во-первых, он был здесь чужак, приехавший из Канзаса и не имевший никаких 
корней в штате, где родственные и близкие связи всегда ценились. Во-вторых, 
будучи человеком скромным и скрытным, он чувствовал себя некомфортно в 
спортивной среде, где нравы не отличались особой строгостью и все поддерживали 
друг с другом приятельские отношения. Вместе с тем Смит был достаточно 
амбициозен и честолюбив. Энергия в нем кипела, хотя и оставалась невидимой.
В своей работе Смит не оставлял места случайностям и четко представлял, что 
хорошо и что плохо. Причем это касалось не только баскетбола, хотя баскетбол 
был для него своего рода религией.
Поначалу у Смита возникли трудности с набором игроков: его предшественник 
Макгвайр кое в чем здесь напортачил. Первые команды нового тренера особых 
успехов не добивались, хотя в его распоряжении были и звезды, например Билли 
Каннингхем, один из лучших университетских игроков того времени. Кстати, 
однажды он отличился тем, что, рассердившись на Смита, выскочил на ходу из 
клубного автобуса и сорвал портрет тренера, висевший в университете. Так вот, 
Билли всегда интересовался, добьется ли Смит успехов лет так через двадцать 
пять. В таланте тренера он не сомневался. Дело было в другом. Стремление к 
победам скорым и любой ценой – могло помешать Смиту в его кропотливой работе по