Глава 32. Чикаго, июнь 1998 г.

По возвращении «Буллз» в Чикаго в «Грант-Парке» состоялись шумные массовые 
торжества в честь шестой победы клуба в чемпионате лиги. Потом в любимом 
ресторане Майкла Джордана прошел праздничный обед. Присутствовали на нем лишь 
игроки и тренеры, правда, с женами. Пришли почти все. Деннис Родман обед 
проигнорировал, но это никого особенно не удивило: как говорил Фил Джексон, в 
каждом индейском племени есть человек, идущий в обратную сторону. Вечер в 
ресторане прошел весело и шумно. Во-первых, шестой чемпионский титул – не шутка.
 Во-вторых, многие, возможно, собрались за общим столом в последний раз. 
Неизвестно, кого куда раскидает судьба уже в следующий сезон. В какой-то момент 
собравшиеся разделились на две группы, – мужчины образовали свою компанию, 
женщины – свою. Мужская вечеринка прошла эмоциональней, многие даже охрипли.
Произносились торжественные тосты. Фил Джексон предложил поднять бокалы за Рона 
Харпера, напомнив всем, сколь многое тот сделал для команды. Рон в прошлом был 
звездой нападения, но, добровольно отказавшись от этой яркой роли, стал 
трудягой-защитником. Когда Джордан вернулся из своей бейсбольной отлучки, места 
в стартовой пятерке для Харпера не оказалось, но он таки снова пробился в нее. 
У Рона, в отличие от многих других игроков, в будущем году контракт еще 
действовал, и он говорил за столом, что ему нечего беспокоиться – 5 миллионов 
долларов ему обеспечены. «Да, – заметил Скотт Баррелл, – тебе везет, – ты 
всегда можешь опереться на свою деревянную ногу» (он имел в виду сложные 
операции на ноге, перенесенные Харпером). Тут вскочил Стив Керр и предложил 
выпить за здоровье агента Харпера – этого проныры, который умудрился вытянуть 
из владельцев клуба столько денег на гонорары одноногого игрока.
Последний тост предоставили Скотти Пиппену. Все были уверены, что он 
окончательно расстается с клубом и это его последнее слово после последнего 
танца. Скотти встал и поднял бокал за Джордана. «Майкл, – сказал он, – без тебя 
бы ничего этого не произошло». Это был очень трогательный момент – великий 
игрок провозглашает здравицу в честь игрока, еще более великого, и одновременно 
это означает конец феноменального взлета чикагского клуба. Все встали и стали 
чокаться. Момент символизировал собой и уникальные достижения «Буллз» за 
последние восемь лет, и окончание блестящей карьеры многих игроков этой 
чудо-команды.
Эпилог
За те 14 лет, что Майкл Джордан играл в НБА, ни один человек, за исключением 
немногих суперзвезд баскетбола, не извлек столько выгоды из финансового 
процветания лиги и из перехода власти из рук владельцев клубов в руки игроков, 
сколь удалось это Дэвиду Фальку. Начав свою карьеру со скромного агента, он к 
1998 г. стал не только самым богатым среди его коллег, но и одним из двух или 
трех самых влиятельных лиц баскетбольного мира. Он обладал такой же властью, 
как сам Дэвид Стерн.
Юридические, экономические, технологические сдвиги, произошедшие в 80-х и 90-х 
гг., благотворно отразились на ежедневной жизни игроков, но еще большую пользу 
они принесли агентам. За свою долгую карьеру Фальк дважды расставался с 
партнерами. Сначала (еще до знакомства с Майклом Джорданом) он и Дональд Делл 
расстались с Фрэнком Крейгхиллом и Ли Фентрессом, а затем Фальк порвал и с 
Деллом. В 1998 г. он продал свою компанию более крупной фирме, 
специализирующейся на организации всевозможных зрелищ на спортивных аренах, 
которые служили привеском к состязаниям. Цена этой сделки составила 100 
миллионов долларов, причем Фальк сохранил за собой право управлять своей долей 
общего капитала. В пресс-релизе, выпущенном по этому случаю, указывалось, что 
прежняя фирма Фалька представляла интересы игроков, попавших в первые раунды 
драфтов НБА, заключила контрактов на общую сумму в 400 миллионов долларов, 
причем среди ее заслуг – четыре из пяти самых дорогостоящих контрактов за всю 
историю спорта. В организаторских способностях и проницательном уме Фалька 
никто не сомневался, но людей, искренне преданных лиге и спорту в широком 
смысле этого слова, беспокоила одна проблема – ставит ли он во главу угла 
интересы баскетбола или нет. Некоторым казалось, что фантастически 
дорогостоящие контракты таят в себе опасность, поскольку могут отрицательно 
сказаться на стабильности составов отдельных клубов. Фальк, невзирая на 
кривотолки, продолжал упиваться своей властью и богатством. Он мог себе 
позволить не делать ответные звонки, если не считал их необходимыми. Мог при 
случае и повысить голос на владельцев клубов, которые во многом зависели от 
него. «Остерегайтесь Дэвида, особенно когда он начинает вам расписывать, как он 
вас уважает, – говорил владелец одного клуба. – А то расстанетесь со своим 
бумажником или ценным игроком. Когда Дэвид говорит, что он вас уважает, он 
подразумевает на самом деле, что вы по сравнению с ним слабак».
Летом 1998 г., когда лига и профсоюз игроков готовились к большим сражениям по 
поводу изменения некоторых правил, предусмотренных в контрактах баскетболистов, 
а владельцы клубов готовились в свою очередь объявить несговорчивым игрокам 
локаут, некоторые клиенты Фалька, включая Патрика Юинга, Дикембе Мутомбо и 
Алонзо Морнинга, неожиданно (и вряд ли случайно) выбились в число руководителей 
своего профсоюза. Это не просто означало, что Фальк, сомкнувшись с профсоюзными 
деятелями, настроился на решительную борьбу с владельцами клубов, – другие 
агенты тоже были на стороне игроков, чьи интересы они представляли. Дело 
несколько в другом. Сам предмет дискуссий – а именно верхний предел гонораров 
игроков – затрагивал интересы лишь немногочисленной элиты баскетбола. Рядовых