хотя Джордан по-прежнему любил баскетбол, но все же игра была для него не 
развлечением, а серьезной работой, и с годами Майкл почувствовал, что работу и 
личную жизнь надо четко разделять, не путать одно с другим. Во-вторых, Джордана 
постоянно одолевала пресса. Поэтому он справедливо считал, что чем меньше знают 
его одноклубники о его личной жизни, тем лучше для него. Ведь игроки «Буллз», 
ежедневно сталкиваясь с толпами журналистов, наивно полагали, что репортеры 
жаждут встречи с ними. На самом же деле они нужны были журналистам, только 
чтобы выведать у них пикантные подробности из жизни Джордана. Если Майкл и 
выходил в свет, то только со старыми дружками из Северной Каролины, по крайней 
мере, они не сталкивались с прессой, а если бы какой-нибудь пронырливый 
репортер пожелал с кем-либо из них побеседовать, тот сразу же ставил Майкла в 
известность. Разрешит – интервью состоится. Не разрешит – журналист получит от 
ворот поворот.
А вот уйдя из «Буллз» почти на два сезона, с Армстронгом Джордан по-настоящему 
сдружился. Он был молодой парень из Айовы, еще не растерявший мальчишеских 
замашек. В свое время ему настолько трудно было играть вместе с Джорданом, что 
он не поленился и пошел в библиотеку, чтобы подобрать книги о гениях всех 
времен и народов. То, что Майкл выбрал его в друзья, неудивительно. Армстронг 
отличался аналитическим складом ума и всегда держался особняком, не считаясь 
особо с мнением партнеров и тренеров. Как он полагал, Джордан ушел из 
баскетбола, поскольку он рано повзрослел и утратил наивность, свойственную 
молодости. А ведь именно эта ребяческая черта характера позволяет многим 
великим спортсменам продолжать выступать, когда и годы уже берут свое, и денег 
у них уже более чем достаточно, и славы.
Разумеется, в классе игры Армстронг значительно уступал Джордану, но и он уже 
чувствовал, что наивность и азарт молодости у него на исходе. В минуты, когда 
он впадал в пессимизм, Армстронг садился в машину и, проезжая мимо какой-нибудь 
баскетбольной площадки на открытом воздухе, притормаживал и подолгу смотрел на 
ребятишек, играющих до полной темноты. И тогда он как бы видел самого себя, еще 
совсем юного, так же игравшего допоздна и мечтавшего, что он когда-нибудь 
пробьется в НБА. Потом он осознавал, что его мечта осуществилась, и вновь 
обретал душевное равновесие. Может, в свое время обретет его и Майкл, думал 
Армстронг.
Когда осенью 1993 г. Джордан впервые сообщил одноклубникам, что расстается с 
баскетболом, Армстронг сказал ему: «Знаешь, парень, ты счастливчик. У тебя 
теперь есть две важнейшие вещи – куча денег и куча свободного времени». Впрочем,
 он предполагал, что бейсбол станет для Майкла лишь временным пристанищем. 
Джордан просто сбился с дороги – забарахлил его «внутренний компас». Поэтому, 
когда Майкл стал ему названивать, Армстронг ничуть не удивился. Джордан звонил 
или ранним утром, чтобы первым успеть на тренировку (он предпочитал 
тренироваться в одиночестве), или поздно ночью, возвратившись с выездного матча.
 И даже если Армстронг просил телефонного оператора отеля его не беспокоить, 
Майкл ухитрялся дозваниваться до него. Когда Армстронг спрашивал, как ему это 
удается, Джордан лишь посмеивался, приговаривая: «Да брось ты…» Подтекст был 
следующий: «Как-никак я Майкл Джордан. Неужели ты думаешь, что меня может 
остановить телефонистка?»
Тактичный Армстронг никогда не спрашивал у Джордана про его бейсбольные дела. 
Но во время первых разговоров с ним он понял по его голосу, что Майкл обрел 
долгожданную свободу, которая доставляет ему несказанное удовольствие. Джордан 
с восторгом рассказывал о своих новых партнерах – молодых энергичных парнях, 
жаждущих спортивных успехов. Он считал, что, общаясь с ними, и сам будто 
помолодел. Армстронг искренне радовался за Майкла, считая, что общение с 
молодежью вернет ему юношеский задор и он вернется в баскетбол.
Вскоре в их разговорах появилась и другая тема. Джордан вновь стал проявлять 
интерес к баскетболу, хотел быть в курсе дел «Буллз» и НБА в целом. Спрашивал о 
молодых игроках, пришедших в лигу. В частности, о Спрюэлле, новой восходящей 
звезде. Армстронг высоко отзывался об этом парне: спортсмен просто великолепный.
 В прессе писали даже, что Спрюэлл со временем станет вторым Майклом Джорданом. 
Армстронг не удивился, услышав от своего друга следующую историю. Как-то раз 
Майкл оказался в окрестностях Сан-Франциско. Он приехал туда проведать своего 
друга Рода Хиггинса, который работал помощником старшего тренера в клубе 
«Голден Стейт Уорриорс», за который как раз и выступал Спрюэлл. Джордан 
направился в город, разыскал тренировочную базу «Уорриорс» и – что самое 
удивительное – порезвился вместе с ними. Вполне в стиле Майкла Джордана, 
восхищенно сказал про себя Армстронг.
Майкл стал ему звонить все чаще и чаще. Спрашивал о Анферни Хардуэйе, 
начинавшем свою профессиональную карьеру, о Джейсоне Кидде. Он хотел знать 
буквально все о новом поколении чикагских игроков и о том, как управляется с 
ними Фил Джексон.
Армстронг был достаточно осторожен, чтобы не спрашивать у Майкла о его 
собственных планах на будущее, но не сомневался в том, что Джордан вернется: 
его сердце было отдано баскетболу.
He сомневался в этом и Фил Джексон. Зимой 1994/95 г., когда многие бейсболисты, 
недовольные скромными заработками, приняли участие в массовой забастовке, 
тренер «Буллз» почувствовал, что Джордан вот-вот подаст о себе знать. В начале 
февраля Майкл заехал повидать Джексона. Они поговорили о забастовке 
бейсболистов. «Знаешь ли, – сказал тренер, – пусть они бастуют, а ты должен 
серьезно подумать о своем будущем. Извини, но впереди у тебя не так уж много 
баскетбольных сезонов. Начни с конца этого сезона – успеешь сыграть в 25 
матчах».