по-прежнему гордился своей репутацией жесткого бизнесмена, заработанной в 
начале его карьеры, но в новой его ипостаси эта непробиваемость стала ему 
мешать. Осложнял проблему и его первый заместитель Джерри Краузе, который при 
всех его профессиональных достоинствах обладал удивительной способностью 
унижать и оскорблять всех, с кем имел дело.
Со временем многие агенты пришли к убеждению в том, что вести дела с 
руководством чикагского клуба значительно труднее, чем с владельцами и 
менеджерами других баскетбольных команд. Деловые переговоры с хозяевами «Буллз» 
велись подолгу и по сложной схеме.
Агент обычно начинал переговоры с Краузе, который, назначая заведомо низкую 
цену контракта, сразу же заявлял, что не добавит ни цента. Потом он в конце 
концов шел на уступки, но процесс этот был очень долгим и нудным. Краузе вел 
себя вызывающе, оскорбительно отзываясь о спортсменах и принижая их достоинства.
 На заключительном этапе, когда и Краузе, и агент игрока полностью выдыхались, 
в схватку ввязывался Рейнсдорф, и дела быстро улаживались. Рейнсдорф, 
разумеется, покидал поле битвы без единого шрама на душе.
Единственным, для кого процедура упрощалась, был Дэвид Фальк – агент Майкла 
Джордана. Он имел дело непосредственно с Рейнсдорфом. «Я не хочу, чтобы вся эта 
тягомотина трепала мне нервы, – говорил Фальк своему чикагскому приятелю, – и 
не собираюсь тратить время на бессмысленную болтовню с этим болваном. Он ведь 
просто заслоняет хозяина, принимает на себя первые удары».
Не умаляя заслуг Фалька, замечу все же, что его положение было 
привилегированным. Как-никак он представлял интересы самого Майкла Джордана. 
Поэтому он и мог говорить напрямую с Рейнсдорфом.
Давление владельцев «Буллз» на спортсменов было не единственной причиной 
неурядиц в клубе. Другой фактор – немыслимые скачки гонораров, выплачиваемых 
игрокам. Какое-то время тому назад устаревшее драконовское трудовое 
законодательство, предоставлявшее всю полноту власти, все права владельцам 
клубов, в одночасье рухнуло. Произошли быстрые экономические перемены: 
командовать парадом стали игроки и их агенты. Однако стабильности это не 
принесло. В НБА одна «финансовая эпоха» сменяет другую через каждые 4-5 лет, и 
в каждой «эпохе» царят свои экономические законы. Вот и получается, что гонорар,
 о котором великолепный игрок одной «эпохи» мог только мечтать, малоопытному 
игроку следующей «эпохи» (а миновало всего-то два-три года) кажется смешной 
суммой. А у бедолаги-ветерана еще не истек долгосрочный контракт, и по новым 
ставкам никто ему не заплатит.
У агентов из-за таких скачков – своя головная боль. Им не доставляют радости 
постоянные жалобы игроков типа «Вот тот-то из такого-то клуба по сравнению со 
мной вообще играть не умеет, а контракт подписал – будь здоров!». Мир спорта 
стал так изменчив, что на протяжении карьеры игрока сменяются 2-3 «финансовые 
эпохи», да и контракт в одну «эпоху» не укладывается – чаще в две. Так, 
например, когда Майкл Джордан начал играть в НБА, с ним заключили контракт на 
семь лет на общую сумму в 6,3 миллиона долларов. Майкл занимал тогда третье 
место среди самых высокооплачиваемых новичков НБА и получал намного больше 
почти всех баскетболистов США – за исключением нескольких прославленных 
ветеранов. А в конце 90-х гг. те же 6,3 миллиона он уже зарабатывал примерно за 
пятую часть сезона.
Вообще контракты Джордана хорошо иллюстрируют изменчивость цен на баскетбольном 
рынке, тем более что речь идет о контрактах, заключенных на самых выгодных 
условиях. Первый контракт Майкла, заключенный еще до прихода в клуб Рейнсдорфа, 
был по тем временам немыслимым для новичка и ставил не обстрелянного еще игрока 
выше многих многоопытных звезд. Но прошло всего три года, и внушительные 
гонорары Джордана стали просто смешными. Почему? Причин тому несколько.
Во-первых, за эти годы полностью раскрылся уникальный талант Майкла.
Во-вторых, именно из-за Джордана народ валом повалил как на домашние, так и на 
выездные матчи с участием «Буллз» (о телезрителях и говорить нечего).
В-третьих, за три года резко возросли гонорары всех игроков НБА.
Тот, первый, контракт, строго говоря, был заключен на 5 лет, но у Джордана был 
выбор продлить его еще на 2 года и получить за свои шестой сезон в НБА 1,1 
миллиона долларов, а за седьмой – 1,3 миллиона. Во время четвертого его сезона 
Рейнсдорф и Фальк согласились обсудить кое-какие изменения в этом контракте. 
Так сошлись за столом два самых крутых «переговорщика» НБА. Если многие агенты 
считали, что ни с кем из руководителей клубов у них не возникало столько 
сложностей, сколько с Рейнсдорфом, то находились владельцы и менеджеры, 
считавшие, что вести переговоры с Фальком – вообще сплошной кошмар. Нередко 
случалось, что менеджеры, занимавшиеся набором новичков, отказывались взять в 
клубы талантливых парней только потому, что их интересы представлял все тот же 
Фальк. «Когда имеешь дело с Дэвидом, – заметил как-то Рейнсдорф, – голова сразу 
же начинает разламываться от боли». Но, как ни странно, эти две акулы 
спортивного бизнеса сравнительно неплохо ладили друг с другом. Каждый из них, 
прекрасно зная сильные стороны другого и то, о каких внушительных суммах идет 
речь, предпочитал не лезть напролом, не давить на партнера, а вести тонкую игру 
и при случае блефовать. Кое-кто в НБА вообще считал, что если эту парочку 
поменять местами (Фальку выступить в роли совладельца клуба, а Рейнсдорфу – в 
роли агента), то обычный ход ее переговоров ничуть не нарушится.
Фальк был убежден, что идея пересмотра контракта принадлежала именно ему. 
Скорее всего, это так. Рейнсдорф сразу же спросил, что произойдет, если он не 
согласится на изменения в контракте, будет ли Джордан по-прежнему выступать за 
команду и будет ли выкладываться в каждой игре. Присутствовавший при разговоре 
Майкл ответил утвердительно: раз уж я подписал тот контракт, то обязан