имело счет 3:3, как по квалификациям, так и по гонкам. Впрочем, с моторами и 
шинами было похоже.


Когда он только начинал в Формуле I, то был бесконечно счастлив: "В Porsche 
надо было, как солдату, стоять по стойке смирно", - сказал он мне в 1970 году в 
Кялами, - "а в Формуле 1 ты намного более свободен и сознателен, поскольку она 
требует собственных решений". Сегодня он неприкрыто говорит, что его соперники 
в Гран-при "остались ему более или менее чужими", что он гораздо чаще находил 
лучших друзей по гонкам в команде на прототипах Alfa Romeo, которую из-за 
большого числа очкариков называли также "командой слепых". "Мы не особенно 
быстры", - улыбался Рольф еще в 1970 году, "но веселы". Очень близок ему был 
Пирс Кэридж, позднее Пескароло и Галли.


Иногда Рольф размышляет, что у звезд Гран-при довоенных лет все было проще: " 
Кого избирали Mercedes или Auto-Union, того и делали тем, кем он позже 
становился. В то время гонялись не так жестко и быстро, а теперь все быстрее и 
жестче". И он определил для себя: "Инициативу и честолюбие я могу развить 
только в гоночном автомобиле".


Когда в 1966 году в Цюрсе-ам-Арльберг я встретил Йохена Риндта, чтобы 
покататься на лыжах, он сказал: "На ужин к нам придет один немецкий гонщик, 
Рольф Штоммелен".


Я смутно подумал о дородном фабриканте с имиджем Porsche, любительскими планами,
 но большим количеством кубков у себя дома. И вот пришел Рольф, искренний и 
сердечный, с растрепанной головой и в рекомендованных врачом очках с 0,75 
диоптрий. Это был один из самых приятных вечеров.


Рольф Штоммелен (родился 11 июля 1943 года в военном бункере в Зигене) рос в 
безопасности зажиточной кельнской семьи: гараж, бензоколонка, парк прокатных 
машин. Школа: посредственно, не драчун. Спорт: посредственно. Его честолюбие 
пробудилось только во время учебы на механика, которую он закончил в Mercedes с 
оценкой "1" [прим.: высшая в Германии - А.Г.]. И во время катания на водных 
лыжах.


Между делом он мотался из Кельна за пять часов или два часа на Нюрбургринг, в 
зависимости от того, ехал он на велосипеде или мопеде. Позже, когда он уже 
работал в отцовском бизнесе, то ездил на Super 90 на "Ринг", чтобы "немного 
оторваться". Далее последовали гонки на аэродромах, горные гонки и гонки 
кузовных машин. Автоматически Штоммелен превратился из любителя в профессионала.
 Я думаю, что Йохен в 1966 году посоветовал ему пойти или в Формулу III, или в 
заводскую команду Porsche. Рольф стал "лучше четвертым, чем первым без 
конкуренции; так я продвинулся вперед".


В 1967 году он победил в "Тарга Флорио", но еще более горд был своим 
совершенством в Ле-Мане. Там он в 1969 году, первым из пилотов, показал 380 
км/ч. "В кокпите стало тише", - вспоминает Рольф, - "и я ехал как по гололеду, 
с очень чуткими движениями рулем". В 1967 году он проиграл в борьбе за звание 
чемпиона Европы в горных гонках Герхарду Миттеру, несмотря на равенство очков, 
из-за положения в правилах, гласившего, что победителем считается гонщик, 
закончивший большее количество гонок. В 1968 году он проиграл из-за аварии, 
дефекта рулевого управления в Россфельде, произошедшего 7 июня, что кажется 
мистическим, поскольку в 1968 году три смертельных аварии произошли в седьмые 
числа месяца (Кларк в апреле, Спенс в мае и Шлессер в июле).


Рольф, использовавший "подтяжки-муляжи", хотя уже предписывались удерживающие 
ремни, перебрался через откос назад к машине, перевернувшейся через заднюю 
часть.
У Рольфа, в отличие от коллеги по команде Скарфиотти, была возможность 
тормозить. А Скарфиотти погиб.


Взрывные качества "покорителя высот", который знает, что его заезд кончится 
через две или три минуты, и выносливость проверенного в ночных условиях пилота 
на длинных гонках, короче говоря - способности выкладываться по максимуму в 
спринте и на длинных дистанциях, должны были сделать Штоммелена первоклассным 
спортсменом для сегодняшних Гран-при, в которых со старта едут в полную силу.
Причем он едет по чистой траектории и обладает техническим чутьем.


"Я один из всего двадцати", - реалистично думает Рольф, - "но в то же время 
всего лишь один из двадцати. И не надо строить иллюзий, что являешься великим