Сегодня я уверен: Бернд Роземайер погиб от ненадёжности материала. И всё 
гоночное мастерство в мире не смогло бы его спасти.

[…]


В то время
[27]
мы и наши машины были в Белграде. Предстояла большая дорожная гонка, последнее 
соревнование года. Манфред фон Браухич тоже с нами.

Карач на этот раз не стартует. Его ноге снова стало хуже. В будущем он 
собирается участвовать только в самых важных Гран-при.
Мыслями, мы все в Белграде, только наполовину в гонке. Мы не знали, что 
происходит дома, в Германии. Новости доходят редко, зато слухи становятся все 
больше. Портье нашего отеля все знает лучше всех. — Данцигу конец! — кричит он, 
когда я в субботу прихожу на обед. — Поляки делают буммм-буммм...
Я позвонил в посольство. — Нам ничего не известно, — отвечают они. — Подождите!
Мы ждем. У Манфреда фон Браухича и Херманна Ланга нервы как канаты. Их ничего 
не волнует. Дуэль между ними началась уже на тренировке и они уже давно 
застолбили за собой первые стартовые места.
Вечером, в отеле, я как раз собирался утопить печаль в стаканчике далматинского 
вина, когда в комнату ворвался наш старый шинный специалист Дитрих. Его глаза 
блестят, усы топорщатся. — Детки! — кричит он, — Началось... немецкая армия 
вчера вошла в Польшу!

Несколько механиков крикнули: «Ура!» и «Поддадим лукам!»
[28]
. Но большинство остались серьёзными и тихими. У меня во рту плохой привкус. 
Одну мировую войну я уже прошел. И знаю, что она означает: кровь, лишения, 
слезы и невыносимые страдания... для всего мира.

Я плохо провел ночь, измученный кошмарами и плохими предчувствиями. Когда я 
утром без всякого удовольствия сидел за яичницей, к столу подсел Херманн Ланг.
— Я хочу передать Вам привет от Браухича. Он улетел.
Я подскочил, как будто укушенный тарантулом. — Улетел? Он что, совсем с ума 
сошёл? Ему же сегодня участвовать в гонке!
— Он сказал, что когда Родина зовет, Браухич не может оставаться далеко от нее.
— Вот черт! — реву я, — А когда зовет Нойбауэр, он должен оставаться тут!
Минуту спустя я уже мчусь на аэродром. Самолёт Lufthansa уже стоит на старте. 
Моторы работают. Я лично залез внутрь. А там сидит Манфред и не рискует 
посмотреть мне в глаза, пока я бушую и хватаю его за воротник. — Я научу вас 
уму-разуму! Если вам так не терпится отправиться на войну, то пару часов вы 
все-таки подождёте...

Только через пять минут я заметил, что Манфред вообще-то совсем не спешит на 
защиту отечества. Самолет собрался лететь не в Рейх, а взять курс на 
нейтральную Швейцарию. Вы ведь помните: у Манфреда остался в Лугано чемодан
[29]
... далеко от стрельбы!

Но вернёмся к последней гонке перед Второй Мировой войной: Браухич мчался как 
безумный. На этот раз он хотел выиграть и не пропустить вперёд Ланга. Он летел 
перед ним, срезал повороты. Лангу не удавалось обогнать.
Но холерик Манфред на первом круге слегка соскочил с трассы. Заднее колесо 
заехало на бордюр, взметнуло камешки и гальку... Клак... Ланг почувствовал 
резкую боль в левом глазу, несколько секунд он не видит вообще ничего, едет 
вслепую, больше подчиняясь инстинкту, жмёт на тормоза... Затем он медленно 
закатился в боксы и вылез. Наш доктор Глезер исследовал его: «Осколки стекла в 
глазу. О том, чтобы ехать дальше, нечего и думать!».
Между тем виновник аварии, Манфред, продолжает одиноко кружить перед остальным 
пелетоном. Он хочет победить. Как говорилось, ему очень срочно надо домой...
Нуволари сидит у него на хвосте и подгоняет. Этого Манфред не выдерживает. Он 
нервничает. Он резко дергает машину через повороты, его заносит, шины визжат. Я 
предчувствую несчастье, и оно не заставило себя ждать — прямо перед зданием 
французского посольства. Как раз в ту минуту, когда Франция объявила Германии 
войну... Браухича занесло, он затормозил, не справился с управлением, машину 
развернуло вокруг собственной оси, и она замерла задом наперед. К счастью, 
мотор не заглох. Но — чтобы развернутся на узкой трассе ему надо проехать пару 
метров против движения. Это — против правил! Но Браухич попробовал все равно. 
Может, ему повезет, и никто из гоночного руководства этого не заметит. Он 
тронулся, как раз собрался развернуться, когда из-за угла выскакивает Нуволари..
. Браухича парализовало от страха. Это конец... Нет! Только у такого человека 
как Нуволари могло получиться проскочить между стеной дома и Mercedes. Никому 
другому не удалось бы среагировать так быстро. Тацио, человек с туго обтянутым 
кожей лицом, в этот момент спас жизнь и себе и Браухичу. Минутой позже Нуволари 
заехал в боксы. Замена шин. Я вижу, как механики толкнули его, вместо того, 
чтобы, как предписано правилами, использовать электрический стартер.
— Протест! — кричу я. Это шанс все-таки спасти победу для Браухича — если 
Нуволари дисквалифицируют!