тому же можно было не сомневаться, что и у Williams с Ferrari тоже будут 
приличные машины.
Перед тем, как первый раз сесть в машину, я говорил себе, что мы будем в 
состоянии бросить вызов и выиграть несколько гонок, но, в свете времен, которые 
показывал Хаккинен, ситуацию пришлось пересмотреть. Смысла рассчитывать на то, 
что к первой гонке все само собой уладится, не было, и все, что нам оставалось 
делать — принять правила игры в условиях новой реальности. Но и от литья слез 
пользы никакой не было — мне следовало продолжать работать, чтобы пытаться 
изменить ход вещей к лучшему.
Так мы и сделали. Мы закончили тесты, обнаружили некоторые улучшения, добились 
определенного прогресса, но перед первой гонкой точно знали — нас ждет та же 
участь, что и всех остальных — долгий путь к победе над McLaren. Как и 
большинство остальных, мы просто перестали обращать внимания на них внимание, 
сконцентрировавшись на куда более достижимых целях — победе над командами вроде 
Williams или Ferrari, также использовавших резину Goodyear. Понять, каким 
преимуществом обладал Bridgestone, если оно было, не представлялось никакой 
возможности, так что для того, чтобы понять, где мы находимся, нам приходилось 
смотреть на те команды, что использовали резину того же поставщика.
Всякий раз, когда вы управляете «формулой-1», вас, в большей или меньшей 
степени, окружают надежды. На старте последней гонки сезона 1996 года я выехал 
на трассу с одной единственной целью — выиграть чемпионат, и, как, наверно и 
многие другие, претворив свою мечту в жизнь, не мог избавиться от ощущения, что 
все вокруг смотрят на тебя, болеют за тебя и ждут исполнения их желаний. И, 
вознесясь однажды, начинаешь считать, что после этого все остальные проблемы 
куда более легко решаемы.
В какой-то мере я понимаю ожидания болельщиков, поскольку сам когда-то был им. 
Подозреваю, что являюсь уникальным пилотом, поскольку после того, как мне 
стукнуло двадцать, вместо того, чтобы участвовать в гонках Гран-при, большую 
часть этого времени я провел в качестве фаната. Помню, как-то проснулся я в 3 
часа утра в надежде, что на другой стороне земного шара Найджел Менселл станет 
чемпионом мира, а затем наблюдал как он потерпел аварию из-за прокола колеса. 
Мне понятно то напряжение и та надежда, а с той ночи мне стало понятно и 
разочарование.
Я наблюдал первую победу Найджела в Гран-при, находясь у поворота Paddock Hill 
на автодроме «Брендс-Хэтч». На каждом круге я продолжал надеяться, что все для 
него закончится хорошо, и в конце концов на финише клетчатый флаг он увидит 
первым. Он был немного впереди Нельсона Пике, и, поскольку у него в прошлом уже 
было несколько подобных моментов, мы просто стояли там и надеялись, что на этот 
раз все закончится хорошо, и Найджел добьется своего. Когда он выиграл, было 
такое чувство, будто я впервые с момента старта гонки смог глотнуть воздуха. То 
была ощущение стопроцентного восторга.
Те же ощущения я испытал, когда «Арсенал» выиграл финал Кубка Англии, и мне 
очень приятно, что я смог посетить этот матч. Я болею за «Арсенал» с детства, и 
присутствовать на стадионе, наблюдать, как они добились чего-то исторического — 
было очень приятно. Потом, когда я выходил с «Уэмбли», группа фанатов, завидев 
меня, начала скандировать: «Деймон — канонир!» Это правда, и потому мне было 
так приятно, что меня заметили!
Даже до того, как я выиграл чемпионат, люди ждали от меня очень многого, и мне 
сильно повезло, что у меня так много фанатов. Это лестно и временами забавно, 
но в этом году я чувствовал себя так, будто говорю людям: «…забудьте обо мне на 
время, поскольку сейчас я не в порядке. Как только у меня все здесь наладится, 
мы все будем счастливы, но…». Я приехал в Монако, встретил там болельщиков, и 
они спрашивали меня: «Ты собираешься побеждать?» Что я мог им ответить? Мне не 
хотелось говорить «нет» и разочаровывать их, но в то же время я понимал, как 
сильно они жаждут этого, но в тот момент оправдать их ожидания я был не в силах.
 В Jordan нам постоянно не хватало времени, но события из ряда тех, что 
случились на гонке в Канаде, только подлили масла в огонь, и ситуация стала еще 
хуже. Большинство болельщиков, глядя на результаты, не стремились искать 
причины. Я шел вторым, поскольку восемь машин сошли тем или иным образом.
Даже в Канаде, где по идее фанаты Жака и Михаэля должны были бы затмить 
болельщиков Хилла, я получил огромную поддержку. Это согревало сердце и служило 
ценным напоминанием о том, что многие болельщики все еще рассматривают наш 
бизнес, как спорт.
Конечно, такая поддержка прекрасна, но в этой битве ты вынужден сражаться в 
одиночку. Как только ты садишься в машину, никто больше не в силах тебе помочь. 
Никто — ни твои друзья, ни твоя семья, ни твои болельщики. С этого времени ты 
сам по себе, и, справившись со своими нервами, начинаешь испытывать чудесное 
ощущение от того, что ситуация под твоим контролем и ты несешь полную 
ответственность за ход событий. Подобные чувства возникают, когда ты сдаешь 
экзамен на права и тебе разрешается ездить самому — ты освобождаешься от чужого 
руководства и волен делать то, что хочешь.
Впрочем иногда тотальная поддержка все же может играть свою роль. Найджел 
постоянно повторял, что вождение перед трибунами «Сильверстоуна» стоит ему 
прибавки секунды на круге, и, несмотря на то, что я считаю это небольшим 
преувеличением, когда я в свою очередь находился там перед людьми, 
скандирующими твое имя и размахивающими флагами, испытываешь чудесные ощущения. 
Моя первая победа в «Сильверстоуне» стала одним из самых лучших воспоминаний об 
автогонках, и я все еще очень хорошо помню огромное число болельщиков, 
подгонявших меня на каждом круге.
Частенько меня спрашивают, почему у меня так много поддержки, а мне это и