|
Это была одна из тех гонок, когда начиная с самого первого круга все против нас.
Как нарочно, именно Херманн Ланг провалил старт.
Карачиолла на втором круге врезался в тюки сена и откатился на последнее место.
Дик Симэн, полный темперамента и любви, так измучил мотор, что тот сгорел на 11
круге.
Манфред фон Браухич, холерик, показал себя не лучше. На 19 круге выбыл и он.
Только Рудольф Карачиолла еще плетётся где-то в середине пелетона. О победе
речь уже не идет, но ему нужно место в очках, чтобы в этом году снова стать
чемпионом Европы. Незаметно и упорно он сегодня в одиночестве ведет свою борьбу.
Он сам вытянул свою машину из тюков сена обратно на дорогу и запустил мотор.
Никто и не подозревает, чего ему это стоит, — человеку, чья нога так и не
зажила полностью после тяжелой аварии в Монако. Более того, когда он толкал
машину, развалилась прокладка на выхлопной трубе. Теперь горячие газы обжигают
его правую ногу.
Наполовину без сознания от боли он все-таки едет круг за кругом, и он сумел
стать третьим, и теперь окончательно, чемпионом Европы 1938 года.
Победа досталась соперникам: впереди великий мастер Тацио Нуволари на
Auto-Union.
Внутри я от всего сердца радуюсь за этого честного спортсмена, человека с
головой римлянина и жестко обтянутым кожей лицом, вечного соперника великого
Акилле Варци. Но снаружи я рву и мечу по поводу нашего поражения. В конце
концов, к моим парням надо относиться «педагогически», так сказать,
продемонстрировать «сломленное отцовское сердце».
Дик Симэн стал первым, на кого обрушился мой наигранный гнев. Этот дылда,
бесхитростно улыбаясь, подкатывается ко мне после гонки и говорит, — Ну что,
господин Нойбауэр, — мы снова устроим сегодня вечером шикарную вечеринку?
— Еще чего! — злобно пыхчу я, — идите к черту — поняли?! Я иду с моей женой на
ужин в «Ла Грочетта». Но вдвоем – и баста!
И это я сообщаю каждому, кто заговаривает со мной по поводу вечеринки. Затем я,
метая громы и молнии, удаляюсь.
Надо вам сказать, что гоночный народец не относиться к печальным. Вечеринки и
праздники стоят у нас не на последнем месте.
Парни из Auto-Union, например, разработали свой собственный ритуал. Каждый год,
когда подписываются договора с гонщиками, каждый из «четырёх мушкетёров» из
Auto, должен угостить трех своих коллег «любовной трапезой». Тогда они
собираются вместе: темноволосый великан Руди Хассе, бедовый парень Х. П. Мюллер,
молодой петушок из Швейцарии Кристиан Каутц и старый, мудрый Тацио Нуволари.
И вперед — в ближайший роскошный ресторан. Теперь официантам не будет покоя.
Заказы из всего меню: закуски, основные блюда, десерты, кило устриц, миска икры,
шесть порций персиковой «мелба»
[9]
, лучшие вина. И без оглядки на цены...
Только хозяин этой «любовной трапезы» имел право за каждые 500 марок вставить
себе в пелицу по красной гвоздике.
Я хорошо помню, как перед гонкой в Милане обнаружил этих четырех парней в
ресторане «Джанити» вяло лежащих на стульях, перед длинным рядом пустых тарелок
и бутылок. Только один был еще годен для разговора: «хозяин поля» Тацио
Нуволари. На его губах играла гордая и счастливая улыбка, а из его петлицы
торчали три красные гвоздики. На четверых они уже проели и пропили 1.500 марок.
— Бог ты мой! — сказал я, — Тацио, парни еще доведут Вас до банкротства!
— Не бойтесь! — лукаво улыбается он, — завтра в гонке я получу свои деньги
обратно. В виде призовых!
Вот таким он был — Тацио Нуволари...
Однако нам, «мерседесовцам», тем вечером 11 сентября 1938 года нечего
праздновать. По крайней мере, так думаю я — и отправляюсь со своей женой Ханзи
в «Ла Грочетта». Едва мы проглотили закуски, омлеты по-флорентийски, и запили
их огненным «Кьянти», как открывается дверь, и Херманн Ланг просовывает внутрь
свою швабскую башку.
— Посмотри-ка, — делает он удивлённый вид, — наш господин Нойбауэр, — какое
совпадение!
Он сразу же садиться за наш столик и заказывает обширный ужин для себя и своей
кудрявой жены — Лидии.
Ну что вам сказать... в течение получаса ресторан полон до отказа! Один за
другим притащились: инженер Уленхаут, наш гениальный конструктор, со своей
очаровательной «лучшей половиной», Манфред фон Браухич в тропическом смокинге,
Карачиолла, слегка прихрамывая и опираясь на свою жену «Бэйби». К этому — еще
несколько директоров и других представителей нашего итальянского филиала.
И, конечно же, Дик Симэн с блондинкой Эрикой.
Все что-то бормочут по поводу «совпадения», садятся и заказывают в манере,
показавшейся мне немного наглой. Даже «Каратч», который обычно трясётся над
каждым пфеннигом, сегодня ведет себя так, как будто его угощают.
— Ну, — думаю я, — посмотрим на их лица, когда придёт время раскошеливаться...
Когда часы показывают двенадцатый час и моя жена дёргает меня за рукав, потому
|
|