подобных вещей, у меня просто нет времени расписаться в каждом блокноте. В 
сутках нет для этого достаточного количества часов.
На гонку я приезжаю в первую очередь затем, чтобы показать хорошие результаты 
на трассе. Я провожу время с командой, настраиваю болид и разговариваю с 
инженерами. Год от года болиды все больше и больше усложняются, а брифинги 
становятся все дольше. Когда я стремглав выскакиваю за ворота «Сильверстоуна», 
это происходит не потому, что я хочу сбежать от фанатов — возможно я просто 
опаздываю на встречу.
Вообще говоря, у меня часто возникает дискомфорт даже после нескольких 
автографов, потому что это означает что остальные, кому автографа не досталось, 
будут разочарованы. Я знаю, что фанаты выстраиваются в очередь с раннего утра и,
 когда я по пути в боксы даю несколько автографов, то не могу не поймать себя 
на мысли, что лишаю своего внимания кого-то, кто ждет дольше всего. Впрочем, 
невозможно дать всем то, чего они хотят. Единственным выходом в этом случае 
являются слова извинения.
Впрочем, этот аспект общения со зрителями лежит целиком на моих плечах. 
Журналисты же, освещающие Формулу в течение всего сезона, на Британском 
Гран-при вынуждены выполнять сиюминутные требования их редакторов найти 
какую-нибудь маленькую сенсацию. Их работа заключается в одном и том же — 
отыскать историю с участием британских гонщиков. Они точно так же, как и мы, 
находятся под давлением ожидаемого результата. Мы можем быть героями репортажей,
 зато нам как правило нет нужды объясняться по их содержанию.
Чтение газетных статей о самом себе может оказаться довольно неспокойным 
занятием. Как будто кто-то иной находится за рулем судьбы, и твоя карьера 
развивается независимо от тебя. Специальный выпуск о «Сильверстоуне» этого года 
может служить тому хорошим примером. Во всех газетах муссировалась одна и та же 
тема: я нахожусь в шаге от завершения карьеры. Благодаря этому пресса получила 
несколько впечатляющих заголовков, если, конечно, не принимать в расчет один 
факт — что это неправда.
Еще несколько лет назад меня бы это очень сильно расстроило, впрочем и в наши 
дни я все еще могу немного вспылить, если на мой взгляд журналист умышленно 
исказил факты, но со временем я начал понимать, что такие истории долго не 
живут и являются частью спортивного имиджа. Нынче я очень хорошо отношусь к 
британской прессе, поскольку знаю: как только такие статьи появляются, они тут 
же умирают. Автогонки не стоят на месте и один хороший результат может вернуть 
ситуацию обратно под твой контроль, и журналисты смогут написать о чем-нибудь 
еще. В любом случае, истинное лицо гонщика на самом деле намного сложнее образа,
 появляющегося в прессе — известного нам по разговорах о контрактах, карьере, 
моторах, конструкторах, спонсорах и многому другому.
Чтобы ни писали про меня в прессе, большинство из поклонников, сидящих на 
трибунах хотят знать только одно — собираюсь я побеждать или нет. В нынешнем 
Сильверстоуне — увы, нет.
Несмотря на внимание, окружающее мою работу, на самом деле, я не склонен 
называть себя «знаменитым». С другой стороны, слава — это факт, которым я нынче 
наслаждаюсь, пусть даже порой интересы публики заходят в те сферы. которые 
лично я предпочел бы оставить в тайне. По-моему, я не сильно изменился, как 
человек. Да, я многому научился и пережил несколько очень поучительных эпизодов,
 но я остаюсь тем же самым человеком, и мотивы моих поступков остаются прежними.

Несколько раз по ходу карьеры я попадал в сложные ситуации, но всегда сохранял 
над ними контроль. Когда я впервые пришел в Формулу, то разработал защитный 
механизм воплощения в сознании образа того человека, которым мне хотелось бы 
быть, поскольку я не был уверен, как мне следует вести себя в этом деликатном 
мире спорта. И если я не знал, что мне сказать или сделать, я делал то, что мне 
в тот момент казалось наиболее подходящим. Некоторые мои комментарии из той 
эпохи возможно звучат немного ненатурально, но именно таковыми они и были. Это 
происходило не потому, что я беспокоился по поводу вождения гоночного 
автомобиля; меня беспокоили все те ловушки, что подстерегают гонщика, стоящего 
на передней линии стартового поля.
Сейчас у меня куда больше опыта в урегулировании проблем и ситуаций, значит, 
теперь я могу более естественно выражаться и в большей степени открывать людям 
свое настоящее лицо. Я не волнуюсь по пустякам и гораздо увереннее управляюсь с 
теми изменениями, что встают на моем пути. Я могу не испытывать удовольствия, 
зато знаю, как нужно поступить в той или иной ситуации.
Благодаря своему отцу, я мог наблюдать за славой, и к чему она приводит, 
задолго до того, как сам стал известным. То был очень ценный и полезный опыт — 
наблюдать за тем, как отец управляется со славой и, поскольку я не был ни 
известной личностью, ни фанатом, то мог позволить себе просто учиться.
У моего отца был потрясающий дар — снимать напряженность в общении. Он упивался 
своей славой возможно больше, чем я сейчас. И если я очень подозрительно 
отношусь к славе, и к той скорости, с которой вчерашний герой сегодня может 
быть внезапно сброшен обратно на землю, то он просто закатывал вечеринки с 
людьми, знавшими кто он такой.
Возможно, в 60-е годы слава приносила огромное удовольствие, в те времена во 
всех слоях жизни происходило так много изменений, казалось, вся страна 
пребывает в хорошем настроении. Отцу это давало право наслаждаться собой, 
встречаться с огромным количеством интересных людей и, поскольку у него не было 
известного отца в том смысле, как это случилось со мной, такой опыт был для 
него совершенно неизведан. Мне кажется, поскольку я рос в подобном окружении, 
то давно уяснил для себя, что одной славы для удовлетворения своих амбиций не