видели, что произошло, и я понимал, что в тот момент лучше промолчать. Я не 
собирался заканчивать сезон с клеймом растяпы-неумейки. В любом случае 
чемпионат и так выдался достаточно трагичным, а сейчас все и так были 
обескуражены поступком Шумахера. И я решил оставить все, как есть.
В то время я и представить себе не мог, что он способен на подобные выходки, но 
наверно я был немного наивен. Я не собирался обвинять его в нечестной игре, 
потому что считаю, что ошибся сам. Ошибся в оценке. Я просто не понимал 
насколько далеко некоторые гонщики — и один из них в особенности — могут зайти 
ради победы. Я был шокирован, что кто-то может поступить подобным образом, но я 
ничего не мог с этим поделать. Просто взял себе это на заметку.
В этой игре я был новичком. Шел мой второй сезон в Формуле 1, и я еще не знал 
ответы на все вопросы. Окружавшие меня друзья посоветовали не тратить силы на 
разговоры, и это был лучший совет. Зачем что-то говорить, тем более, что это 
все равно ничего бы не изменило.
В итоге Михаэль завоевал титул чемпиона мира, но в то же самое время в глазах 
многих он приобрел статус злодея, особенно в Великобритании. Он конечно же стал 
чемпионом, но не достиг этого тем путем, которым его должен добиваться чемпион.
Соперничество продолжало жить, не только потому, что я собирался ему мстить, но 
и потому что мы в следующем сезоне снова оказались по разные стороны баррикад, 
и сезон этот стал повторением «Аделаиды», а мировая пресса снова пыталась 
заставить меня высказать свои мысли на счет своего соперника.
Раз за разом я повторял «не будем сходить с ума, давайте разберемся спокойно». 
Весь 1995 год был анонсирован, как матч-реванш. Вышло так, что он стал одним из 
самых худших сезонов в моей жизни.
Радикально-настроенная часть меня рвалась в бой, и мне нравилась мысль о том, 
что это будет матч «Деймон против Михаэля», потому что все вокруг распевали 
осанны и твердили мне, какой он распрекрасный гонщик. Я хотел победить Михаэля 
и повысить свою самооценку. Но я неверно оценил ситуацию, вследствие чего 
оказался приблизительно в том же положении, что и некоторые из его напарников 
по команде, поскольку еще до старта сезона оказался его жертвой. Если вы ему 
проигрываете, то оказываетесь на линии огня, в то время как о других гонщиках 
даже не упоминают. Такова цена борьбы с самыми лучшими. От тебя ждут только 
победы и это давление очень велико. В 1995 году я не выиграл. На самом деле, 
жестоко провалился.
Я не был достаточно опытен и мне не нравились ни идеи Френка Уильямса и Патрика 
Хеда, ни методы их работы. Я ошибочно считал, что они будут поддерживать меня в 
моей персональной борьбе за титул чемпиона против Шумахера. Как оказалось, их 
вообще не интересует чемпионат пилотов. Для них Формула заключается в 
предоставлении пилотам лучшей техники и позволения им на ней ездить. Чемпионат 
конструкторов, со всеми его выгодами — например, местоположение боксов команды, 
бонусы, выплачиваемые спонсорами и поставщиками оборудования, заключение новых 
сделок и, конечно, удовлетворение от победы над соперником — вот что важно для 
владельца команды.
Таким образом с коалицией Шумахер-Benetton мне пришлось воевать в одиночку. 
Benetton стремился выиграть чемпионат пилотов, и они давали Михаэлю все 
возможное, даже если это означало, что другой пилот команды полностью выпадет 
из игры, и в результате в их руках оказался и Кубок пилотов, и Кубок 
конструкторов. Вот тогда-то и были посеяны семена моего ухода из Williams, 
поскольку в конце того сезона я оказался в нокдауне. 1995 год практически 
поставил крест на моей карьере пилота Формулы 1, и все потому, что я проиграл 
своему главному сопернику.
В Формуле 1 сам пилотаж является наиболее легкой частью — политика и все 
остальные стрессы — вот, что по-настоящему проверяет современного пилота на 
прочность. Все сводится к тому, как ты сумеешь выстоять простив этих сторонних 
аспектов спорта, ведь так трудно не обращать на это внимания. Одно дело — идти 
по веревке, натянутой в сантиметрах от поверхности земли, и совсем другое — 
между двумя высоченными зданиями по 200 метров высотой каждое. Тогда-то и 
становится понятно, кто действительно способен, от тех, кто считает, что 
способен.
Для некоторых людей, политическая сторона спорта оказывается их второй натурой, 
и от этого они получают преимущество над остальными. Они умело справляются со 
всеми закулисными сражениями, и стараются извлечь из них выгоду. Пока остальные 
мучаются в сомнениях, появляется парочка ловких пилотов, у которых уже все 
обстряпано. А если это происходит еще и в остром соперничестве, тут надо 
держать ухо востро!
Ален Прост был мастером справляться именно с такими сторонними течениями и 
давлениями, и когда он на пару с Айртоном Сенной гонялся в «Макларене», их 
сражение не могло не стать классикой.
Когда два этих человека садились за руль хорошей машины (и, кстати, с лучшим 
мотором), «Макларен» выиграл все, кроме одной, гонки в 1988 году, и только 
очень большая неудача помешала им выиграть одну недавшуюся. Они полностью 
доминировали в чемпионате, который на сто процентов был их и только их борьбой, 
и народ решил, что это не очень интересно. Мне их сражения казались 
восхитительными, потому что вы никогда не знали, кто из них выиграет данную 
конкретную гонку, но вы понимали, что каждый изо всех сил стремится взойти на 
вершину.
Тот факт, что два самых лучших гонщика своего времени находились в одной 
команде создало огнеопасную ситуацию, потому что их съедало жестокое 
соперничество, в большинстве своем разжигаемое Айртоном.
Он был очень ранимым человеком, я понял это во время совместной работы в 1994