или «Извини, я не должен был так поступать», но если потом вы можете потом 
сесть вместе за один стол, поболтать и вместе посмеяться, то, сказать по правде,
 это максимум на что можно рассчитывать. Идеальными можно назвать такие 
взаимоотношениями, когда у тебя есть некоторая толика уважения к своим 
соперникам и ты зарабатываешь их уважительное отношение к себе своими 
собственными поступками. Жак — прекрасный пример того, кто гоняясь против тебя, 
гоняется правильно. Не сказал бы этого о некоторых других.
Пару лет назад Жак обогнал Михаэля Шумахера в последнем повороте трассы в 
Эшториле, продемонстрировав великолепное гоночное мастерство, и люди, аплодируя,
 вскочили со своих мест. Позже, посмотрев по телевизору повтор, я был очень 
впечатлен этим смелым, инстинктивным маневром — из тех, что входят в золотой 
фонд автоспорта.
Отрыв между ними был минимальным, и Михаэль на секундочку замешкался с круговым.
 Жак мгновенно оценил представившуюся возможность и из поворота вышел 
победителем, но после окончания гонки Михаэль не нашел в себе сил подойти и 
поздравить его.
Михаэль мог бы сказать что-нибудь вроде «это было очень плотно, просто здорово, 
ты застал меня врасплох». Вместо этого он пожурил и обвинил его в том, что 
маневр Жака был опасен. В то время, как все хлопали Жака по спине, Михаэль 
пытался отругать его. Если он считал маневр Жака опасным, тогда он должен был 
побыстрее исчезнуть из виду вместо того, чтобы дожидаться и жаловаться. Михаэль 
чувствовал, что ему следует покритиковать Жака за обгон просто потому, что 
сегодня был бит в честном бою — и это отнюдь не правильный подход.
Две вещи отделяют Михаэля от остальных гонщиков Формулы 1 — его яркий талант и 
его поведение. Я восхищаюсь первым, но не вторым.
Впрочем, если говорить о манере его вождения, то я не буду таить комплименты. 
Его называют самым экстраординарно талантливым гонщиком в Формуле 1, и было бы 
сумасшествием заявить, что он не очень хорош. Это, впрочем, не означает, что он 
не может быть побежден, и победить его гораздо престижнее, ведь он считается 
лучшим.
Эдди Ирвайн, его напарник по команде в течение последних трех лет, не из тех, 
чье мнение я обычно разделяю, но он очень правильно поступил, приняв для себя, 
что Михаэль невероятен, и он пытается приблизиться к нему в плане скорости.
Другие напарники до сего времени потерпели полное поражение в психологической 
битве, потому что не допускали мысли о том, чтобы быть вторыми при Михаэле и 
были разбиты в пух и прах. Может быть, команда давала им менее быстрые машины 
или меньше уделяла им внимания, но вредили себе еще больше, когда с этим не 
соглашались. С самого начала Ирвайн понял правила игры и сказал: «хорошо, мне 
придется попытаться подобраться к нему насколько близко, насколько это 
возможно». И только так можно сражаться против Михаэля.
1994 год прошел под знаком нашей с Михаэлем борьбы, и это был тот год, когда я 
впервые обеспокоился его талантом.
Как-то я побеседовал с Михаэлем в паддоке и сказал, что по моему мнению, у него 
полно таланта. Это было сразу после того, как все имущество Benetton было 
конфисковано по подозрению в использовании трекшн-контроля. Я сказал ему, что 
он достаточно хорош, чтобы не нуждаться ни в какой нелегальной помощи, и что в 
итоге это все равно выйдет ему боком. Однако он пришел сюда выигрывать любым 
способом. Некоторые из его побед являются жемчужинами автоспорта. Но некоторые 
из его методов очень спорны.
Разница между соперничеством Айртона Сенны с Аланом Простом и между Михаэлем и 
мной такова, что я никогда не испытывал пиетета перед Михаэлем. Он смотрит на 
мир, словно Голиаф. Он полон презрения к своим врагам и их жалким попыткам 
навязать ему бой, словно говоря: «Почему вы доставили мне этих простых 
смертных?» Ему нелегко выдавить из себя похвалы соперникам.
В течение сезона-94 ходили предположения и слухи, что Михаэль играет нечестно, 
причем с самого начала сезона. Если добавить проблемы с игнорированием черного 
флага в Сильверстоуне, можете себе представить, какую форму все это принимало.
Весь сезон проходил под давлением трагедии в Имоле — смертей Айртона Сенны и 
Роланда Ратценбергера. После этого Михаэль попытался принизить меня через 
газеты, говоря, что я не очень хороший гонщик. Это добавляло остроты нашему 
соперничеству и, безусловно, множеству людей это пришлось по вкусу.
Отчасти Формула 1 напоминает бокс. Как правило она сводится к борьбе двух 
пилотов за чемпионат и, как в боксе, куда интересней следить за схваткой двух 
ненавидящих друг друга парней, нежели двух неразлучных приятелей. Помнится, 
как-то я видел Найджела Бенна и Криса Еубанка на шоу перед их схваткой и они 
выказывали друг дружке уважение, но это звучало таким диссонансом, что 
испортило предвкушаемый матч. Вам следует, подобно Мохамеду Али, твердить: «Я 
самый лучший, а тот парень — урод и тормоз». Однако он умудрялся говорить это 
так, что люди все равно в него влюблялись.
В 1994 году чемпионат для меня закончился бы досрочно, не одержи я в 
предпоследней гонке победу над Михаэлем. В Японии я честно выиграл в дождевом 
сражении, и до сих пор верю, что тогда у нас были равные по возможностям 
машинами. Я пошел на один пит-стоп, и механики не смогли снять одну из задних 
покрышек, и ей пришлось пройти всю дистанцию гонки. Тогда все прошло как нельзя 
лучше, а развязка чемпионата перенеслась на гонку в Аделаиде. Я покинул 
«Сузуку» в хорошем настроении, а Михаэлю празднование победы пришлось отложить.
Что случилось в Аделаиде, всем хорошо известно. Михаэлю пришлось вести гонку в 
таком напряжении, что он допустил ошибку, которая могла стоить ему чемпионата, 
если бы, в тот момент, когда я его обгонял, ему не удалось в последнем броске 
метнуться в мою сторону. После гонки мне не нужно было оправдываться. Все