Это не могло воплотиться. Для этого я был чересчур нахальным и непокорным 
учителям, кроме того, вся эта школа меня абсолютно не интересовала. Поэтому вся 
энергия автоматически должна была вылиться в разные выходки, в то, что сейчас 
называют
practical jokes.
[37]
Я добился того, что мне можно было учиться на автомеханика, и эта 
профессиональная школа уже сама по себе была достаточно неприятной. Мои шутки 
над учительским корпусом были действительно беспощадны, зато ученические успехи 
были на нулевой отметке. Основное заключение учителей было: «Бергер, из тебя 
никогда ничего не получится».

Как отец смог в самый дикий период моей жизни (скажем, от 12 до 18 лет) 
остаться хладнокровным, можно объяснить только его огромной сердечностью и 
мужеством. Он не боялся за себя, поэтому не боялся и за сына, какие бы глупости 
тот не совершал. Ему было приятно не знать обо всем, но о большинстве он 
узнавал все равно. Он проявлял авторитарность лишь тогда, если не мог этого 
избежать, например, если звонили из жандармерии.
В восьмидесятые годы фирма Йоханна Бергера была зарегистрирована как крупное 
транспортное предприятие. Отец отделил одно из подразделений («Europatrans») и 
передал его мне, предполагая тем самым мое развитие как предпринимателя. 
Вначале это было очень увлекательно, но позднее все хуже стало совмещаться с 
моей профессией гонщика.
Я потерял интерес к нашему бизнесу, который совершенно не подходил к моему 
внутреннему миру, и подвел окончательную черту под ним. Благодаря моим доходам 
в качестве гонщика я довольно рано стал финансово независим и уговорил отца 
немного сбавить темп его работы.
Он был действительно невероятным борцом, не знающим покоя и неутомимым 
предпринимателем. Предприятие с персоналом в 500 человек имело отделения: 
транспортного дела, продажи автомобилей, производственное (комплектующие к 
грузовым автомобилям), топливное и мастерскую. Фирма имела годовой оборот почти 
в миллиард шиллингов и достойную прибыль. Отец мог бы вернуться к спокойной 
жизни и чаще сопровождать меня. В самолете всегда было для него место, конечно, 
и на корабле тоже. Но он стал к тому времени односторонним и не мог больше 
выбросить бизнес из головы.
Он не мог торчать возле меня, глядеть на море и радоваться, если на поверхности 
плеснет рыбка. Он радовался только, если видел свои шины, контейнеры, моторы и 
электродинамические тормоза-замедлители. В этом отношении мне было его жаль, 
все же я был рад, что являюсь другим. У меня никогда не было проблем с тем, 
чтобы после периода полнейшей концентрации вновь отключиться и начать валять 
дурака.
За исключением этого наши отношения были настолько прекрасны и гармоничны, 
насколько это вообще может быть между отцом и его выросшим сыном. Он волновался 
вместе со мной и был моим восхищенным болельщиком и другом. Я, в свою очередь, 
по-прежнему уважал его талант как бизнесмена. Не было ни одного контракта или 
опциона в моей карьере, который я не обсуждал бы с ним.
Моя сестра идеально подходила в семейную идиллию. С ней можно было и в огонь и 
в воду, веселой, остроумной, озорной. Как семья Бергеры, отец, мать, дочь и сын 
были очень счастливы.
Мой отец был арестован 9 августа 1994 года в Киферсфельдене. Киферсфельден — 
пограничный город на немецкой территории. На другой стороне — Куфштайн и Вергль,
 все это считается нижней долиной реки Инн и тесно связано друг с другом. Отец 
был на ужине у бургомистра, когда жандармы очень вежливо попросили его выйти и 
почти извинились за то, что они, к сожалению, должны его арестовать. Он был 
препровожден в Ульм, в камеру предварительного заключения немецкого ведомства.
Я был на яхте в Сен-Тропе, там же была и Клаудия. Позвонила мама и рассказала 
об аресте. Хотя я был очень сильно сбит с толку, но подумал об этом только как 
о забавной путанице, которая должна быстро разрешиться.
Сначала я уловил следующее. В бизнесе моего отца, оперирующего по всему миру, 
вполне могли оказаться несколько контактов различного рода, обстоятельства 
которых нужно было вначале проверить. Бизнес стал интернациональным. У отца не 
было боязни новых контактов, и он считал себя способным на многое. У него было 
также честолюбие игрока, который хотел бы стать особенно ловким. Если что-то 
пошло не так, вполне могло случиться, что он из-за простого контакта с одной из 
таких фигур попал в сферу интересов прокуратуры.
Между тем нам стало с неутешительной стороны известно o делe Рамозера. Обыск в 
доме отца хотя и стал достаточно тревожным сигналом, но мы считали его 
максимумом всех неприятностей. Одно требование немецких чиновников явиться на 
допрос отец не выполнил, поскольку его адвокат заявил о возможности вполне 
провести его и в Австрии. Так что он без опасений вновь поехал через границу, 
как почти каждый день, поскольку в Киферсфельдене у него тоже было предприятие.
Я полетел в Штутгарт, где производились первые допросы участников процесса. 
После разговора с адвокатом я был убежден, что через два-три дня мы вытащим 
отца.
Подозрение против него было следующее. Мнимой готовностью инвестировать в 
предприятие по производству деревянных профилей в швабском городе Троссинген он 
якобы поддержал махинации итальянца Джанфранко Рамозера. Рамозер задумал аферу 
со стрoительством этого завода и выманил при этом у немецкого банка кредит в 17,
5 млн. марок. В действительности Рамозер еще до того имел существенные долги 
перед моим отцом (по лизинговым сделкам и распродаже грузовиков). Так следствие