Даже если бы это разрешалось регламентом, о подобной романтичной 
рыцарственности сегодня нечего и думать, на это никто не пойдет.

Сенна всегда и везде требовал себе лучшего, неважно в гонках или в личной жизни,
 в важных вещах или в мелочах. Если он звонил мне из Бразилии, то, как правило, 
было два часа ночи, а у него как раз вечер. Подумать в такой ситуации о других 
просто не приходило ему в голову. Но если об этом знать, то можно было с этим и 
смириться.
Так как, кроме того, он был очень умен и образован, многие только много позже 
понимали, с какой предусмотрительностью он прокладывал свои тактические и 
политические связи. В этом ему помогала его волшебство, которое было просто 
составной частью его ауры. Этим он мог поразить не только массы, но и больших 
боссов экономики. Рон Деннис еще даже не догадывался, что Honda собирается 
уходить из Формулы 1, он еще строил с ними большие планы, когда Сенна сказал 
мне: «Будь осторожен, они уходят».
На японцев магия Сенны производила особенно сильное впечатление, но когда я 
сегодня разговариваю с Патриком Фором, президентом Renault, и речь заходит о 
Сенне, он все еще закатывает глаза. Иногда мне казалось, что только одним своим 
присутствием Сенна вводил людей в транс, подобно народным героям или 
демагогическим лидерам. У Сенны было это излучение и, хотя он и без того был 
самым сильным, это делало его еще сильней во всех ресурсах, которые нужны для 
Формулы 1.
К концу 1990 года мы сблизились еще больше, все чаще встречались. Он приезжал к 
нам на корабль — «Марию Роза 27». Мы стояли у Сардинии, веселились и катались 
до упаду на водных мотоциклах. Особенно хорошо он находил общий язык с моей 
Анной, она ведь выросла в Бразилии. Иногда мне казалось, что он не мог понять, 
как такой ветрогон, как я заполучил такую чудесную жену.
В водных мотоциклах мы действительно доходили до предела (Сенна каждый раз 
настраивал карбюратор) и иногда нам приходилось вылавливать друг друга из воды, 
потому что эти штуки просто разваливались на части.
Потом он пригласил меня в Бразилию, в свой фантастически расположенный дом в 
Ангре, прямо на песчаном пляже. В море вел бетонный причал и если волнение не 
было особо сильным то, пригнув голову, под ним можно было проехать на водном 
мотоцикле. Сенна хорошо это умел, хотя бы из-за постоянных тренировок. А вот 
для гостя это выглядело довольно рискованно. Мне уже от одного наблюдения 
становилось не по себе, но вероятно так оно и было задумано.
Дом Сенны у моря был прекрасен, но он не имел таких мистических размеров, как 
можно было прочесть или услышать. Из-за того, что он капитально отгородил свои 
владения и никого не подпускал близко, легенды ширились без особых стараний со 
стороны самого Сенны. Все умножалось на фактор Сенны и, если он пробегал 15 км, 
на следующий день в газете стояло: Сенна при палящей жаре пробежал по песку 
35 км.
Но правда впечатляла и без того. Я познакомился и со знакомыми Сенны, в том 
числе с его названным дядей Брагой, которого можно назвать настоящим богачом 
бразильских масштабов. В то время начались особые отношения между Сенной и 
Йозефом Леберером, которые продолжались до самой его смерти. Йо был одним из 
тех массажистов и специалистов по фитнессу, которые пришли в Формулу 1 в 
кильватере знаменитого Вилли Дунгла и вскоре без них уже нельзя было обойтись. 
Сначала Йо отвечал в McLaren за обоих гонщиков, позже в Williams только за 
Сенну. Его талант клоуна был приятным дополнением к массажу и медицине, а у 
Сенны все-таки имелась некоторая необходимость наверстать упущенное в смысле 
делания глупостей без особого смысла и забот об имидже.
Когда я вернулся в Европу, мы перезванивались каждые пару дней, и он много 
рассказывал о своей личной жизни. В то время он был сильно влюблен в Шушу, так 
сказать, няню бразильского телевидения, чрезвычайно популярную по всей стране. 
Она была первоклассной в любом отношении и, вероятно, одним из немногих людей, 
равных Айртону Сенне. Она была его мечтой, но кажется, не подстраивалась под 
него, как ему хотелось и, во всяком случае, в его внутреннем мире было больше 
кризисов, чем можно было бы подумать.
Потом появилась Кристина, тоже бразилианка, веселая и болтливая, и с ней Сенна 
снова бывал на моем, между делом, новом корабле. Мы стояли у Ибицы и много 
плавали по окрестностям. Это, наверное, звучит, как каникулы миллионеров, но на 
самом деле это были бесконечно драгоценные дни, потому что в них мы сбрасывали 
стресс гоночного календаря. Если у нас случались три или четыре спокойных дня, 
они давали столько отдыха, как другим три недели. Для Формулы 1 это были 
довольно примечательные отношения. Но это не значит, что мы слепо друг другу 
доверяли. Время от времени случались странные вещи во время тех или иных 
переговоров. Но все-таки Сенна предупредил меня очень рано, уже зимой 1991/92, 
что на 1993 год McLaren не получит договор с Honda. При всем прагматизме 
японского бизнеса многие важные решения принимаются на эмоциональном уровне, и 
Рон Деннис совершил несколько ошибок по отношению к боссам Honda. Кажется, 
ближе к концу у Кавамото возникли настоящие проблемы с Деннисом. Тем теснее 
становились эмоциональные связи между Сенной и японцами. Надо сказать, что 
Сенна грандиозно владел этим искусством. Была одна ситуация, когда я бы с 
огромным удовольствием дал ему под зад. Мы давали автографы в Токио и рядом 
друг с другом подписывали открытки, тут вошла госпожа Хонда. Ее муж, все 
затеняющий Соширо Хонда, умер незадолго до того. Сенна подписал для госпожи 
Хонды специальную открытку: To my mother in Japan, big love и так далее. Я 
глазам своим не поверил: TO MY MOTHER IN JAPAN, что за чепуха! Мне бы в голову 
не пришло сказать или написать такое, для него же это совсем легко. Подобным