уровня, не понятные русскому человеку, потому что у них отсутствует то,  что
движет нами.
   Вот наш пример. Я  встречаю  на  Кубке  Кремля  Ксюшу  Лифанову,  которую
когда-то тренировала Нина  Сергеевна  Теплякова.  Ту  самую  Ксюшу,  которая
прыгала передо мной сперва с косичками, потом уже с  хвостиком,  наконец,  с
длинными волосами. Теперь у Ксюши двое детей.  Ее  старшая  девочка  выходит
передо мной на корт показывать свои  замечательные  возможности,  а  девочке
девять лет! После того как ее мама рассказала об их расписании, я  подумала,
что сама я столько не тренировалась перед  Уимблдоном,  сколько  тренируется
эта девочка. Причем сама Ксюша была такая розовая, такая замечательная,  так
наслаждалась жизнью. Она даже иногда забывала приходить на тренировку. А тут
целенаправленная, серьезно настроенная мама, которая видит  в  своей  дочери
будущую чемпионку. И вот результат: прыгучие ножки, хороший  удар  справа  и
слева, потрясающие возможности, а  ребенок-то  девятилетний!  Ксюша  меня  в
какой-то  степени  даже  шокировала,  когда  своим  мягким,  нежным  голосом
рассказывала  про  успехи  своего  ребенка.  Я  смотрела  на  ее   дочку   и
наслаждалась, а потом  подумала:  боже  ты  мой,  эти  программы  совершенно
немыслимые для моих английских детей.
   Но я отвлеклась от своей подруги. В своей красивой деревне, в  Бишеме,  я
была в курсе всего, что происходило с ее детьми, с ней самой, с ее семьей, а
это давало мне  полную  картину  того,  что  происходило  в  России.  Совсем
взрослым стал ее сын Митя, у него тоже двое детей, мама со  стажем  ее  дочь
Марина, а я их помню детьми, которые росли на глазах, которые тоже играли  в
теннис. Теперь, когда они сами стали родителями, в теннис играют их дети, но
бабушкины способности  передались  только  одному  внуку  -  сыну  Марины  -
десятилетнему Кириллу.
   Наверное, мне со стороны виднее, как меняется Москва, город, в котором  я
родилась и выросла. Я замечаю, как большинство ее  граждан  уже  привыкли  к
другим интонациям, что жизнь уже не стоит на тех основах, на которых в школе
воспитывались мы. Нас же поднимали в духе советского патриотизма,  а  сейчас
то прежнее  настроение  ушло,  испарилось.  Идеология  слов  превратилась  в
идеологию выживания. Это было очень заметно в начале девяностых.
   Мне кажется, что к концу девяностых уже что-то наладилось, я все  чаще  и
чаще встречаю людей, настроенных на нормальную жизнь.  Но  похоже,  что  мое
поколение немножко напугано, и в нем нет первоначальной  бодрости.  Попав  в
Москву после августа 1998 года, я увидела общее  замешательство.  Негаснущий
патриотизм, который бурлил в  Ане,  сейчас  немного  приостыл,  так  как  на
телевидении, как я понимаю, нелегкие времена. Впрочем, все, кого я видела  в
те дни, застыли. Все в ожидании, но, впрочем, ожидание совсем не то, которое
я  наблюдала  в  1989-м  или  в  1991-1992-м,  оно  другого  характера.  Там
обстоятельства выглядели так: куда деваться? У меня  в  московской  квартире
висит картина, которую я купила в  1989  году.  Не  могу  сказать,  что  это
значительное произведение искусства,  но  русский  пейзаж,  изображенный  на
картине, связывает ее для меня со знаменитым грузинским фильмом  "Покаяние",
где говорилось, что любая дорога должна вести к  храму...  На  моей  картине
русская, подмосковная серая  деревушка.  А  в  конце  дороги  -  церковь.  И
наверху, над ее куполом, пробился маленький луч солнца. Я не случайно купила
эту картину.  Она  созвучна  времени:  немножко  солнца  уже  пробилось,  но
все-таки мрачности пока еще много. Я пишу эти строки в  1999-м,  десять  лет
моей картине, а ощущение, что "деревушка" изменилась только чуть-чуть.  Один
кирпичный дом появился на ее улице, второй... Но облака все еще серые.
   АЛЕКСАНДР МЕТРЕВЕЛИ
   "...Алик выиграл гейм и выиграл свой последний  матч".  Так  я  закончила
свои воспоминания о Метревели десятилетней давности. Теперь я знаю,  что  та
победа была последней его большой победой в жизни.
   Сейчас уже можно сказать, что потенциал Алика раскрылся полностью  только
в теннисе. В жизни после тенниса Алик прежнего  успеха  повторить  не  смог.
Казалось  бы,  начиналась  новая  пора,  существовала  крепкая  база,  я  не
сомневалась, что у него должно сложиться все удачно. Но как часто  бывает  в
реальной жизни: нужно суметь сделать  несколько  правильных  шагов.  А  один
неправильный может сразу тебя увести далеко от успеха. Все, как  в  теннисе,
когда  один-единственный  мяч  в  двухчасовом  матче  решает  -  победа  или
поражение. Мне кажется, что  везение,  которое  Алик  сполна  использовал  в
спортивной карьере, там же и кончилось. Почему я думаю, что фортуна покинула
его? Потому что  Метревели,  закончив  выступать,  чуть  ли  не  каждый  год
создавал что-то новое, увлекался какой-то идеей, полностью отдаваясь  ей,  а
она, как правило, ничего не приносила. Вот уже десять лет, как  мы  живем  в
Англии. И за  это  время  то  огромное  количество  проектов,  которые  Алик
начинал, в общем-то получались, но получались как бы до половины, ни разу до
конца. Того настоящего масштаба, которого, как мне кажется, он  заслуживает,
ему так и не удалось достичь.
   Я могу и желаю ошибиться, потому что Метревели еще  активный  человек,  у
него еще есть время, он еще  может  многого  добиться.  То,  что  он  сейчас
помогает, и ощутимо помогает, узбекскому теннису, достойное занятие. Но, мне
кажется, с  куда  большим  увлечением  он  ведет  репортажи  по  НТВ.  Я  не
сомневаюсь, что профессия комментатора  -  его  любимое  дело,  которому  он
отдается полностью. В 1998 году, когда  мы  с  ним  работали  на  первенстве
Франции, случилось, что он один вел репортаж пять часов. Шел  мужской  матч,
мы с Аней ушли из комментаторской, а  мужские  встречи  проходят  и  за  час
двадцать минут, и за пять часов.  Получилось  пять,  если  не  больше,  Алик