все взахлеб читали.
   Должна покаяться - мы с Аней это уже обсуждали, - что  мой  русский  язык
стал за девять лет намного  хуже,  я  иногда  закидываю  в  него  английские
словечки, причем совсем не из-за того, что я прекрасно знаю английский язык,
а  из-за  того,  что  в  повседневной  жизни  я  говорю  большей  частью  на
английском. Это  выглядит  еще  заметнее  на  фоне  Ани,  у  которой  манера
поведения и речь всегда соответствовали высокой культуре.
   То, что Дмитриева руководит спортивным каналом, об этом мало  кто  знает.
Это очень тяжелая работа, она многое пытается изменить, а  наши  телезрители
оценивают ее в основном по репортажам.  А  на  самом  деле  у  нее  огромная
нагрузка, немалая для мужчины, что же говорить о женщине, которая продолжает
вести хозяйство в доме, при том, что она  по-прежнему  замечательно  готовит
обеды, обожает всех своих внуков и возится с ними.
   У Ани все всегда конкретно, она  человек  довольно  открытый,  патриот  в
самом лучшем смысле этого слова, и поэтому между нами не  мог  не  возникать
вопрос об ее отношении к моему отъезду. Но  когда  я  уехала,  она  меня  не
сильно осуждала, потому что в конце восьмидесятых наступил  период,  тяжелый
для большинства. У нее же в это время дела складывались,  как  мне  кажется,
хорошо, она из программы "Время" ушла  на  молодое  Российское  телевидение.
Перестройка давала Ане большой толчок для деятельности и роста. У  меня  как
раз все получалось наоборот, потому что выше, чем тренер сборной  Советского
Союза, мне подняться было  уже  некуда.  Получалось,  что  я  должна,  чтобы
выжить, опуститься на уровень тренера клуба, подкидывать мячи  состоятельным
людям. Хотя я считаю такую работу совершенно не  зазорной,  но  обидно  ради
этого пройти весь свой чемпионский путь.
   В каждом нашем совместном репортаже  Аня  обязательно  призывает  меня  к
тому, чтобы я каким-то образом повлияла на родной теннис, чтобы  приехала  и
вела бы работу с  молодыми  игроками.  Я  ни  в  коем  случае  от  этого  не
отстраняюсь, но на протяжении многих лет и я и она работали, можно  сказать,
бесплатно. Но сейчас уже этот опыт почему-то не хочется повторять.
   Говоря о зарплате в России, я предполагаю  некий  приемлемый  уровень,  я
даже не говорю о мировом - это совершенно несопоставимо.  Я  бы  работала  в
Москве с удовольствием, у меня мама здесь, у меня  здесь  хорошая  квартира.
Меня радует каждый мой приезд в Москву, здесь у меня много друзей,  я  люблю
жизнь в Москве, я наслаждаюсь ею. Да, я с удовольствием  работала  бы  дома,
если бы мне платили нормальную зарплату. Я  ведь  знаю  про  женский  теннис
намного больше, чем кто-либо в  России.  Меня  приглашают  на  международные
конференции и конгрессы, я езжу на соревнования и смотрю большие турниры.  У
меня сохраняется больше возможностей для постоянного совершенствования,  для
творчества, чем у любого тренера, живущего в России.
   Аня все это понимает, но каждый раз как бы подзадоривает в эфире выпалить
(Оля, ну давай, вот сейчас скажи): "Я приеду на турнир  в  составе  тренеров
сборной России". Я ей скромно отвечала: "Аня, я  согласна,  но  это  не  так
просто". Можно, конечно, гордо сказать: "Я,  Морозова,  пойду  к  Лужкову  и
скажу: "Хочу, чтобы в Москве открыли  школу  Морозовой".  Но  на  это  нужно
положить всю оставшуюся жизнь. Но сколько же раз  можно  жизнь  закладывать?
Каждый раз, когда приходят ко мне молодые и предлагают начать что-то  новое,
я отвечаю: "Начинайте вы, молодой человек. Идите, пробивайте стены, а я  вам
буду помогать. Я готова приезжать, открывать двери кабинетов, а вы  ломитесь
дальше. И пожалуйста, пользуйтесь моим именем для общего дела".
   Как я понимаю, здесь нужен очень деятельный молодой  человек,  не  только
успешный бизнесмен, но и чтобы у него ребенок играл в  теннис.  Как  говорил
Семен Павлович Белиц-Гейман, гарантия любого государственного дела -  личный
интерес. Тогда бы этот бизнесмен, наверное, пробивал бы любые стены, у  него
появились бы амбиции: сама Морозова будет моего ребенка воспитывать,  только
срочно нужно ей построить школу. Наверное, такого человека мне полагалось бы
найти. Но я вижу, что с каждым годом сделать нечто подобное мне все  сложнее
и сложнее.
   За  прошедшие  годы  моя  дочь  выросла,  закончила  школу,  поступила  в
университет в Америке. Я волнуюсь за нее, мне хочется ей помогать, чтобы она
не сделала в жизни ошибок. Проблемы моей Кати - это часть каждого моего дня,
и с ней мне не хочется расставаться. Возможно, что даже в таком желании есть
некое влияние Запада, потому что в СССР у меня,  и  не  только  у  меня,  на
первом месте стояли спортивные победы, семья - на десятом. Как мне  кажется,
в такой постановке вопроса Аня со мной  согласна.  Я  с  удовольствием  буду
заниматься с ее внуком, я буду заниматься с внуками Алика Метревели и  всеми
знаниями, что у меня есть, готова помочь  детям  и  взрослым.  Но  на  такой
героический шаг, как самостоятельное пробивание своей школы в России, уже не
способна. Кто знает, может быть  когда-нибудь  и  для  нее  настанет  время.
"Школа Морозовой" - звучит  красиво,  очень  красиво.  Но  все  надо  делать
профессионально, да я и никогда не могла чем-нибудь заниматься просто так. Я
разговаривала с интересным тренером из Швейцарии  Эриком  ван  Хаперном,  он
тренирует Шнайдер, он тренировал Мартинес, а сейчас  создает  свою  школу  в
Испании. Мы разговариваем с Эриком на одном языке, он понимает и я  понимаю:
чтобы ученики добились успеха, нужны огромные материальные возможности.  Где
их найти? В нашей стране?..
   Я поехала в Англию с амбициями, потому что не сомневалась: все  на  свете
можно поднять и перевернуть. Но не предполагала, как  трудно  это  делать  в
стране, где корни у людей совсем не  те,  что  у  тебя,  нутро  человеческое
совершенно иное. Конечно, там тоже есть у людей амбиции, но амбиции  другого