профилактории между полетами. Что действительно там  было  хорошо,  так  это
баня и совершенно потрясающий сад. Мы с Леной все удивлялись,  вроде  играем
много, а поправляемся. Но когда ты в Ташкенте и  когда  там  осень,  -  мед,
виноград, дыни и арбузы и прочие красоты  Алайского  базара,  то  удивляться
нечему.
   На даче мы получили в свое полное распоряжение теннисный корт и  площадку
с различными самодельными тренажерами, дававшие возможность  хорошо  с  утра
размяться. Я  люблю,  когда  все  идет  спокойно.  Мы  сыграли  в  теннис  с
командующим, он выделил нам автобус для поездок на стадион, где я  старалась
долго не задерживаться. Размеренная жизнь всегда приводила  меня  в  хорошее
соревновательное настроение. Вместе с Олей Зайцевой я  выиграла  в  Ташкенте
финал пар, сделав  приятное  Нине  Сергеевне:  еще  одна  ее  ученица  стала
чемпионкой СССР.
   В полуфинале одиночного разряда меня ожидал  матч  с  Галиной  Бакшеевой.
Когда-то Галя была моим главным соперником, но  в  восьмидесятые  я  уже  не
могла серьезно настроиться на встречу, так как забыла, когда ей проигрывала.
Но матч для меня  оказался  трудным.  Я  даже  проиграла  сет.  Я  и  сейчас
представить себе не могу,  как  это  случилось.  Другой  полуфинал  выиграла
Людмила Макарова - обычно я  обыгрывала  ее  в  двух  сетах.  Наступил  день
финала. И тут произошли два события, которые чуть не испортили благополучный
конец моей спортивной карьеры. Я всегда внимательно следила  за  расписанием
соревнований. После матча с Галей я подошла посмотреть расписание финалов  и
с удивлением отметила, что вопреки традициям начинать будут мужчины.
   На матч  я  всегда  приезжала  заранее.  Например,  если  он  назначен  в
одиннадцать,  я  на  стадионе  уже  в  половине  десятого.  Минут  сорок   я
разминаюсь, потом мне надо спокойно переодеться, принять душ. Я  вы-ехала  с
нашей военной дачи так, чтобы попасть на стадион к мужскому финалу.  Красиво
выехала, с командующим, на "Волге". До финального матча Метревели  -  Пугаев
остается, по моим расчетам, пятнадцать минут,  как  вдруг  ко  мне  подходит
судья: "Оля, ты что, играть не будешь?" - "А в чем дело?"  -  "Ваш  же  матч
первый!" Я в шоке. Но сразу себе говорю: "Спокойно, Оля, без  паники...  Что
ты можешь сделать? Разминку? Нет, не успеешь. А что успеешь? Настроиться". Я
прихожу в раздевалку, все во мне клокочет. Люда  Макарова  относится  к  тем
людям,  кто  постоянно  создает  вокруг   себя   сумбур   и   дополнительную
нервозность.  Я  пыталась  сосредоточиться,  сделала  несколько  упражнений,
которые помогли мне не порвать в первых же геймах связки на руках и ногах.
   Мы вышли  на  корт,  и  тут  главный  судья,  изменивший  расписание,  не
предупредив участников, уводит Макарову обратно в раздевалку: она надела  не
ту форму. "Господи, ведь успела бы размяться", - думаю я.
   Начали играть. Я делаю разминку прямо в матче.  Игра  не  ладится,  никак
решающее очко не выиграю, все время попадаю в аут. Макарова же  играет,  как
никогда: обводит меня слева. С невероятными усилиями я выиграла второй  сет.
До этого дня я не знала, что означает, когда говорят "поплыл". Где только  я
не выступала, но ни разу не испытала этого ощущения. И вот в последнем своем
матче на первенстве СССР я впервые "поплыла". Жара 27  градусов,  мы  играем
часа два с половиной, я все время бегаю к сетке - Макаровой удаются и свечи,
и обводки, -  а  я  все  продолжаю  идти  вперед.  Алик  меня  "за  забором"
подбадривает. Алик очень хотел, чтобы я выиграла. В конце концов, мы  уходим
из спорта вместе. И этот последний турнир еще раз доказал, что мы  нуждаемся
в поддержке друг друга.
   На одном из переходов я села отдохнуть и вдруг  явственно  почувствовала,
как земля уходит из-под ног и вообще все куда-то уплывает, ноги и руки  меня
не слушаются. "Боже мой, - думаю  я,  -  вот  и  все..."  В  этот  момент  я
поворачиваюсь и вижу:  Люда  находится  точно  в  таком  же  состоянии,  это
наблюдение  дает  мне  сразу  дополнительную  энергию.  Выливаю   полграфина
холодной воды себе на шею, остальное на колени - любимая процедура, она меня
всегда бодрила. Я выигрываю сет со счетом то ли 7:5, то ли 9:7, а  с  ним  и
матч.
   В Сопоте, на первенстве Европы, еще за год до Ташкента, Владимир Голенко,
в то  время  теннисный  начальник,  несколько  раз  намекал  мне,  что  пора
переходить на тренерскую работу в сборную. Фыркала я или не  фыркала  в  тот
момент, не помню, но то, что мне предлагал гостренер, в голове  задержалось.
На первенстве Москвы я сыграла большой и интересный матч с Олей Зайцевой,  а
затем проиграла в финале Лене  Елисеенко.  Девчонки  против  меня  сражались
отчаянно, дерзко.
   После матча с Олей Зайцевой Витя мне сказал: "Ты выглядела странно, будто
номер  отбываешь,  бьешь,  бегаешь,  а  выигрывать  не  хочешь..."  Я   сама
чувствовала, что борюсь, потому что привыкла бороться, но интереса  нет,  он
уходит. Раньше во мне все бурлило, а теперь внутри не  то  что  спокойствие,
скорее удовлетворенность. Бегаю хорошо, прыгаю хорошо, техника  красивая,  а
вот огня и азарта, то, что самое главное в спорте, - нет. Исчез кураж.  "Или
ты играешь, - сказал Витя, - или заканчиваешь, дальше мучиться не стоит". Он
оказался прав.
   В Белграде я плакала, мне было стыдно, что я, взрослая, 30-летняя  тетка,
играю с девчонками, Олей  Зайцевой,  Юлией  Сальниковой.  Мне  казалось  уже
позором играть в тысячный раз на первенстве Европы. Стыдно и горько, я вроде
бы заслуживала другого, а не этого единственного выезда в Югославию за  год.
Почему один только выезд, я скажу чуть позже.
   Вся  наша  пресса  тех  лет  (меняться  она  стала  позже)  не   уставала
напоминать, что пора уходить, освобождать место молодым. Писали,  что  мы  с