ТЕЙМУРАЗ КАКУЛИЯ
   Со временем ко мне приходило понимание того, что только среди тех, с  кем
пройдена длинная дорога в спорте, есть истинные друзья.  Знакомых  миллионы.
Приятелей тысячи. Но я говорю о настоящих друзьях. Я приезжала в  Ленинград,
звонила Ане Красько (Еремеевой): "Аня, я в Ленинграде..." И  знала,  первое,
что услышу в ответ: "Приезжай". А ведь я не поздравляла ее с днем  рождения,
с 8 Марта, может, раз в год разговаривали по телефону.  Я  могла  позвать  в
любое время Алика, Тимурика, Анну Дмитриеву,  и  они  приходили  без  лишних
вопросов. Мы никогда не писали друг другу писем,  но  всегда  друг  о  друге
помнили. В жизни каждого из нас был кусочек судьбы другого. Тимурик, Алик  и
я в молодые годы ходили вместе, как знаменитая компания мушкетеров. Тимур  в
нашей тройке был бесконечно предан Алику, как Портос Арамису  у  Дюма.  Алик
постарше, но Тимур относился к нему не только как к бесспорному лидеру, но и
как к герою, хотя, по моему мнению, Алик слишком много  себе  позволял.  Они
сыграли десятки невероятных по интриге матчей,  но  всегда  с  предсказуемым
концом. У меня была своя теория по поводу их личных встреч. Алик по  таланту
выше, что он и доказал на корте, но в спорте вечных побед не бывает. Кстати,
на всесоюзных турнирах неожиданности  случались  постоянно,  так  как  любой
успешно  действующий  за  рубежом  теннисист,  а  главное,  постоянно   туда
мотающийся,   для   своих   соотечественников   являлся   слишком    большим
раздражителем. Потом наступали и моменты, когда Алик находился не  в  лучшей
форме, кому как не Тимурику это было лучше всех известно? Точно так же,  как
Марина Крошина все знала о моем  состоянии.  Число  побед  над  ней  у  меня
значительно больше, чем поражений, но все же я ей проигрывала, а Алик Тимуру
- никогда. Было время, когда только они выходили  в  финал  любого  крупного
всесоюзного турнира и за день до него начинали отмечать первое место Алика и
второе Тимурика. Их друзья поднимали  тосты  за  лидирующую  роль  Грузии  в
советском мужском теннисе, но с обязательной последовательностью: сперва  за
Метревели, потом за Какулию. В тот единственный день,  когда  Алик  проиграл
Тимурику на первенстве  Европы  в  Чехословакии,  я  ушла  со  стадиона,  не
дождавшись конца их драматического спора. Алик постоянно обращался  ко  мне,
сидящей на трибуне, с просьбой поддержать против несправедливости судей.  Но
я не могла этого сделать. Если бы дело касалось Ричи или Тейлора,  то  тогда
собственные высказывания против своей совести я смогла  бы  оправдать,  а  в
матче против Тимурика я не могла сказать о мяче, улетевшем  в  аут,  что  он
попал в площадку.
   В сложившемся тандеме Тимурик в своей  роли  "дублера"  виноват  сам,  он
поставил себе задачу быть вторым, и эта "должность" его  вполне  устраивала.
Он не только искренне любил Алика, но  и  по  характеру  относился  к  числу
ведомых...
   У любого человека наступает  время  перелома,  так  и  ребята  много  лет
находились в плохих отношениях. Алик в свое время не понял, что  мы  растем,
что мы уже не девочки и мальчики, а взрослые люди  с  семьями  и  детьми,  с
ответственностью к своим близким, и перед чужими глазами мы  должны  ставить
друг друга высоко. Если мы всеми своими действиями  высказывали  уважение  к
Алику, то он,  порой  в  присутствии  малознакомых  людей,  вел  порой  себя
недопустимо. В глубине души я тем не менее уверена, что как и прежде  нет  у
Метревели друга ближе, чем Какулия, а у Какулии ближе, чем Метревели.
   Человек проверяется  годами.  Какулия  остался  преданным  теннису,  чего
нельзя сказать о многих, кто поднимался в нем  так  же  высоко,  как  и  он.
Тимурик без конца мог говорить о нашем общем деле. Мы с ним спорили часами о
тех или иных комбинациях или ударах. Став тренером сборной, я ни  на  минуту
не сомневалась, что, если мне будет трудно, Тимур всегда поможет. Если я  на
тренировке  сомневалась  в  каком-нибудь  техническом  приеме,   я   с   ним
советовалась, но не всегда соглашалась. Я думаю, нас связывало  с  Тимуриком
еще и то, что мы для себя решили - теннис в нашей жизни главное. А вот  Алик
решил жить вне тенниса, вначале даже над теннисом. Были  моменты,  когда  он
из-за своей гордости не то чтобы делал Тимуру плохо, он не  делал  для  него
вообще ничего, что, наверное, еще хуже.
   Какулия со временем стал замечательным тренером, что получается далеко не
у всех известных спортсменов. Мы выбрали с Тимуриком общий принцип - в своей
работе идти к современному элементу через классический теннис.  Дальше  наши
методы разнились, из-за чего мы  часто  ругались.  Он  готовил  свою  лучшую
ученицу Лейлу Месхи  по-своему,  но,  бесконечно  уважая  его,  я  часто  не
соглашалась с его принципами.
   МАРИНА КРОШИНА
   Как только на турнирах появилась Марина Крошина, Нина Сергеевна сразу  ее
заметила и влюбилась. Меня это ужасно  раздражало,  ведь  Крошина  считалась
самым трудным для меня соперником в Совет-ском Союзе. Позже появилась Наташа
Чмырева, тоже непростой конкурент. Но когда тебя сильнее  только  физически,
это не так страшно, а вот если умеют читать твою  игру  и  каждый  раз  надо
находить новые комбинации, чтобы сбить с толку соперника - это куда тяжелее.
Марине предстоял еще  долгий  путь  в  сборную,  еще  не  скоро  она  сумеет
обыгрывать меня, но Нина Сергеевна уже к ней присматривалась.
   Я впервые увидела Крошину на турнире в Таллинне. В  столице  Эстонии  шли
детские соревнования, куда ее привезли совсем маленькую из Алма-Аты,  и  все
ходили смотреть на новую звездочку. Передо  мной  стояла  красивая  девочка,
младше меня на четыре года, легкая, как пушинка. Марина до конца  спортивной
карьеры осталась очень привлекательной, во всяком случае  корреспонденты  ее
очень  любили.  Еще  ребенком  она   казалась   наполненной   необыкновенной